Тень Серебряной горы. Сергей Булыга

протоке. И лёд там тогда, в конце апреля, был ещё крепок, так что об открытой воде думать было ещё рано, и пока они ходили туда-сюда вдоль пристани и мерили на глаз, шагами. Шалауров диктовал, адъюнкт записывал. Черепухин вбивал колышки, капитан вычерчивал чертёж. Потом им туда же принесли обед, они перекусили и ещё померили, продрогли и пошли обратно. Вернулись в съезжую, и Шалауров говорил, что место насмотрено вполне приличное, но всё равно там надо будет устроить караул, и содержать его со всей строгостью. Капитан рассердился, сказал, что нестрогих караулов не бывает. Потом пришёл вызванный Шалауровым купец Яков Парамонов, у которого они, по совету Шалаурова, собрались купить доски. Парамонов просмотрел так называемый реестр и сказал, что всё такое у него имеется и в наилучшем виде.

      Правда, когда они пришли к нему назавтра и он показал свои запасы, то капитану они не понравилось, так как доски были не досушены. Но Шалауров не давал слова сказать – бессовестно врал, расхваливал, адъюнкт с ним не спорил, и капитан вскоре махнул рукой, и доски были куплены. То есть пока что оформили на них купчую с условием, что, как раньше было оговорено, потом Шалауров поедет в Якутск и там в воеводской канцелярии получит деньги. А Нижнеколымску это не будет стоить ни копейки, радостно заявлял Шалауров, и Черепухин согласно кивал. Но как только Шалауров вышел, Черепухин сердито сказал, что эти доски никакие не Парамоновские, а Шалауровские, и Шалауров их сам у себя покупает, а Парамонов получает отступные.

      – Так чего ты, скотина, раньше об этом ничего не сказал? – сердито спросил капитан.

      – Не уверен был, – ответил Черепухин. – Да и как ты его за руку схватишь? Никак! А торг провалится, и потом никто другие не придут и ничего не предложат, тогда как? Совсем без досок оставаться, что ли? И этот змей будет похмыкивать, а про меня все будут говорить, что это всё из-за меня, что это я всю навигацию расстроил!

      Капитан посмотрел на адъюнкта. Адъюнкт, помолчав, сказал:

      – Доски как доски. Если бы всё дело было только в досках.

      – А в чём ещё? – спросил капитан.

      Но адъюнкт ничего не ответил, а только махнул рукой. Так же и ссыльный Иван Иванович, вспомнил капитан, бывало, начнёт что-нибудь говорить, а потом вдруг замолчит и только рукой махнёт. Это у них в Санкт-Петербурге, наверное, мода такая, подумал капитан, и уже больше ничего не спрашивал.

      И, более того, когда назавтра, во вторник, Шалауров, скривившись, сказал, что так как доски ему показались не очень добротные, то надо их ещё купить, в запас, – капитан спорить не стал. Также он не спорил и тогда, когда они ходили к третьему купцу покупать брёвна и жерди для стоячего такелажа, и там опять брали с запасом и втридорога. И парусину в среду брали не скупясь. А потом, в четверг, договаривались с кузнецом Силой Мокеичем, и там тоже загибались сумасшедшие деньжищи, и капитан опять молчал, а Степанида ночью говорила:

      – Правильно! Гори они здесь все огнём! Надо уезжать отсюда, Вася! А будешь цеплять их, они станут на тебя писать, а нам это разве надо?

      И капитан ответил, что не надо. А на верфи, то есть на пристани,