Опоздавшие. Хелен Кляйн Росс

лежа. Ночной чепец ее свалился на подушку.

      – Я Бригита. – Она водворила чепец на место. – Но все зовут меня Брайди.

      – Так звали мою лучшую подругу в колонии для малолеток. – Девушка слева вздохнула. – Я Маура, это – Фрэн, а там…

      – Спасибо, я и сама могу назваться. – Третья девушка села и протянула руку: – Я Мэри Райан. Чур, я первая в нужник! – Она засмеялась и соскочила с кровати. – Ой, пол-то прям ледяной!

      Завтрак был в шесть часов. Накануне миссис Бойл уведомила: если Брайди желает позавтракать, пусть не опаздывает, ибо следующая трапеза только в семь вечера. Обед не предусмотрен. Днем девушки работают, и здесь, слава тебе господи, не забегаловка, но пристанище.

      Ничего вкуснее этого завтрака Брайди не едала: пышный белый хлеб (как тот, что раздавала женщина с корзиной), три сорта мармелада, чай или кофе с молоком и сахаром в невиданных кубиках. Миссис Бойл возблагодарила Господа за хлеб насущный, а затем обошла столы, напомнив девушкам, что каждой полагается лишь по одному куску сахара – лимит введен потому, что кое-кто из постоялиц набивал сахаром карманы.

      За столом Брайди сидели восемь девушек; в шесть тридцать, когда миссис Бойл прозвонила в большой медный колокольчик, они встали и гуськом вышли из комнаты. Девушки отправились на работу, и через неделю Брайди уже шагала вместе с ними. На фабрике шили английские блузки, новинку, – по крайней мере, для Брайди. Наподобие мужской рубашки, блузка имела ряд пуговиц на груди и заправлялась в юбку. Правда, девушки сказали, что блузки эти появились довольно давно и уже выходят из моды. Работницы беспокоились, не останется ли фабрика без заказов, если начальники вовремя не переключатся на новые запросы дам с Пятой авеню.

      Рабочий день длился с половины восьмого до половины пятого, и к концу смены Брайди изнемогала от усталости. Она себя чувствовала машиной, час за часом выполняющей одни и те же операции: продень нитку, зажми лапку, прострочи – и так до бесконечности. Однако ей платили шесть долларов в неделю, и это было немыслимое жалованье, превосходившее месячный заработок Тома. Брайди сидела там, куда не доходил свет из окна. Самое светлое место занимала Мэри Райан, за три года достигшая положения старшей швеи. Брайди же трудилась под светом газовой лампы, горевшей день и ночь, ибо фабрика работала круглосуточно. Однако обитательницы приюта не выходили в ночную смену. В полночную и утреннюю темень провожать их до Вашингтон-сквер и обратно было некому.

      Возвращаясь с работы, Брайди обычно первой хваталась за медную ручку в форме креста на тяжелой деревянной двери приюта и, ступив под защиту дома, облегченно выдыхала. Нью-Йорк восхищал, но был опасен. На улицах кишмя кишели запряженные парой пролетки, омнибусы, таратайки и фургоны с затейливой рекламой того, что они доставляли. Вот нынче «Знаменитые шляпы» чуть не въехали в кучку мужчин в цилиндрах, мирно беседовавших на тротуаре, и едва не столкнулись с омнибусом и конкой, катившей по вделанным в мостовую рельсам. В Нью-Йорке того и гляди тебя переедут.

      В первом письме домой об этом она, конечно, не напишет. Брайди