Безлюдная земля на рассвете. Федор Федорович Метлицкий

и он вилял, удачливо спасаясь в рискованных ситуациях, с вялой целью утвердиться.

      Женился он нечаянно. Его полная девушка, студентка неожиданно забеременела, и они поженились. Но совместное житье оказалось… нелепостью.

      – Мы не совместимы, – сказала жена. Мысли твои убоги, и… хочешь получить все, не давая ничего.

      – Интеллигенция, – подумал он. – Вот попал!

      И он принял семейную ситуацию, как есть. Появился сын, он рос, и со временем мать и сын объединились против него. Внешне он покорился, но упрямо сопротивлялся «интеллигентским штучкам», вроде «Помой за собой посуду!», «Не надо выглядеть бомжом», и т. п.

      – Какие женщины? – насупился Петр. – Ведь нам же по сто лет!

      Молчаливый Петр не жил, а существовал, как овощ, осознав, что исчезнувшую семью не найдет.

      – Это здесь, на Земле прошло пятьдесят лет, – горячился Михеев. – А в космосе мы проскочили этот промежуток времени!

      Михеев завидовал своим коллегам. Они не считали, что в нем есть свои убеждения. Не из равнодушия ли это в своем теле и уме. Исходит ли оно из слабой энергии в организме? Или это болезнь, преждевременная старость? Он не задавался этим вопросом, но завидовал энергии и знаниям соратников, ощущал их пренебрежение к нему. Странное нежелание что-то совершать, как будто мотор внутри него не был заправлен горючим, цели были рациональными, короткими, и зажигался, то есть по-стариковски раздражался только, когда ему перечили.

      Чувствовал, что нужны страстные убеждения, чтобы действовать, может быть, влюбиться, или возненавидеть. Но как-то прошел стороной от всяких страстей, кроме как вкусно поесть или что-то сделать для удовлетворения себя. Так спокойнее.

      Мир устроен так, как его видят. И того, что в Михеева вошло, уже не выбьешь. Он прогуливался по городу, в сером дешевом пиджаке с хлястиком сзади, в резиновых сапогах (только вернулся из дачи, где помогал отцу косить), юрко перебегал к двери теплого метро. Был похож на нищеброда, праздно любопытствующего с котомкой на плече.

      В последние годы он по выходным гулял в Центральном парке, рядом с которым жил, радовался разительным переменам, по сравнению с его детством. Как хорошо! Перед ним простирался стройный парк викторианского времени с чудесной гармоничной перспективой – распланированные геометрически правильные лужайки вдоль дорожек, в центре легкое здание павильона и перед ним дивный советский фонтан, все это погружено в клубящиеся деревья. Все изменилось! Жить стало лучше, жить стало веселее.

      Особенно его радовали гуляния весной радующихся людей из разных регионов страны. Простые, свои люди, мужики в кепках, нарядно одетые толстые и тонкие женщины словно оторвались от всех бытовых неудобств и неурядиц дома, и самозабвенно веселились, танцевали, пробовали в медовом ряду мед от частников со всех концов страны. Это было блаженство душ, убежавших от серых будней.

      На этот раз праздничные гуляния посетил мэр со свитой, и он тоже говорил о положительных переменах. Михеев рукоплескал ему: как много тот сделал, как