Женщина на кресте (сборник). Анна Мар

него. Сейчас же он отошел к Мисси Потоцкой.

      Доктор Мирский шепнул Христине по-приятельски:

      – Сегодня я видел вашего мальчика… Ах, это исключительный ребенок.

      Она сухо и неопределенно улыбнулась.

      Юлий Шемиот – высокий юноша с белокурыми полосами и глазами, напоминавшими светлые аметисты, оставался возле Христины.

      Он положил на ее носовой платок кожаный футлярчик.

      – Что это, друг мой?

      – Маленький сувенир… вчера был день вашего рождения.

      – Я его не праздновала.

      Однако Христина раскрыла коробочку и нашла там кольцо редкой работы с великолепным опалом.

      – Опалы приносят несчастье.

      Она приложила кольцо к своему голубому жилету и надела без слов благодарности.

      Юлий бормотал, пожирая ее глазами:

      – Дорогой мамочке моей миленькой, которая наполнила мое сердце радостью. Ангелочку, бессмертному кумиру с пожеланиями долгих лет жизни!

      Солнце село. Небо начало темнеть, из голубого переливаться в черное, но на горизонте еще горела оранжево-красная полоса среди золота. Ничего более не сверкало. Готические шпили костела и весь он казались сделанными из Черного мрамора. В черное окрасились и деревья, и главная аллея, по которой медленно катились экипажи, увозя нарядных женщин в казино. Наступала ночь, мягкая, влажная, пропитанная запахом акаций.

      Мисси Потоцкая простилась, торопясь куда-то. За нею исчез Витольд. Многие из гостей тоже уходили.

      – Вам дурно? – спросил Юлий, удивляясь бледности и беспокойству Христины.

      Но она не слышала, пристально глядя на дверь столовой. Алина Рущиц входила быстро, чуть-чуть запыхавшись. С полей ее большой шляпы мягко спускались перья райской птицы. На ней был шелковый, очень простой костюм и букет фиалок между складок корсажа.

      – Ах, гадкая, – прошептала Христина, жадно целуя подругу, – что ты со мной делаешь?

      Но Алина сияющими глазами смотрела на Шемиота-отца.

      Издали сдержанно и учтиво он поклонился ей. Немного разочарованная, она села около Христины, принимая в чашке японского фарфора чай и дружелюбно улыбаясь Юлию.

      Небрежные фразы мешались с мыслями.

      – Этот мальчик очарователен, хотя совсем не похож на отца… он словно нарисован сиреневым и синим… сиреневым и синим, – у него чудесный профиль… я начну обожать его имя… оно очень идет к нему…

      А Юлий, отрезая ей кусочек торта, решал, в свою очередь…

      – Если она станет моей мачехой, мы поладим… в ней есть какая-то разжигающая покорность… Жаль, что я влюблен в Христину…

      – Не знаю, почему ты кажешься возбужденной в последнее время, Алина, – заметила Оскерко, – вернее, знаю, но не хочу говорить…

      – О… тише.

      – Нас никто не слышит.

      Шемиот-отец прощался. Алина бросила на него умоляющий взгляд. Он сделал вид, что не заметил.

      – А ты, Юлий?

      – Я ухожу с тобою, отец…

      Вслед за Шемиотами