Горбун. Поль Феваль

Аврора осталась позади. Я хотела остановить, хотела выпрыгнуть на ходу, плакала и сквернословила, как только умеют сквернословить испанские гитаны. Если бы у меня было чуть побольше сил, я бы задушила вашего фактотума.

      – Это произошло, вы говорите, на некой улице в окрестностях Пале-Рояля?

      – Совсем близко.

      – И вы смогли бы эту улицу узнать?

      – Господи! Я знаю ее название, – первым делом спросила об этом у Пейроля.

      – И как же?

      – Улица Певчих. Что это вы там у себя пишете, принц?

      Действительно, Гонзаго, обмакнув перо в стоявшую на столе хрустальную чернильницу, быстро что-то строчил в записной книжке.

      – Помечаю, что нужно сделать, чтобы вы встретились с вашей подругой детства.

      Донья Круц поднялась. Лицо ее раскраснелось. В глазах блестели счастливые слезы.

      – Как вы добры! – повторяла она. – Как вы бесконечно добры!

      Гонзаго захлопнул блокнот и убрал его в карман.

      – Скоро вы в этом убедитесь в полной мере, милое дитя, – произнес он. – А сейчас нам с вами необходимо ненадолго расстаться. Вам предстоит присутствовать на одной торжественной церемонии. Не страшно, если там заметят вашу растерянность и стеснение. В подобных обстоятельствах это естественно и пойдет лишь на пользу дела. – Он поднялся с кресла и взял донью Круц за руку. – Не позднее, чем через полчаса, вы увидите свою мать.

      Донья Круц прижала ладонь к сердцу:

      – О, Пресвятая Дева! Что я ей скажу?

      – Правду. Не скрывайте того, в какой бедности вы провели свое детство. Ничего не утаивайте. Правду, только правду, и еще раз правду.

      Он отодвинул штору, за которой находился будуар.

      – Пройдите сюда, – сказал он.

      – Благодарю вас за все, принц! – пробормотала девушка. – Я помолюсь Господу за мою мать.

      – Молитесь, донья Круц, молитесь. В вашей судьбе наступает переломная минута.

      Гонзаго поцеловал ей руку, после чего она удалилась в будуар и задернула за собой штору.

      Гонзаго остался один. Усевшись за стол, он облокотился и стиснул ладонями виски. Мысли, одна сменяя другую, проносились в его возбужденном мозгу.

      – Дом на улице Певчих, – бормотал он. – Она там, конечно, не одна. Кто ее опекает? Неужели… Неслыханная дерзость! Впрочем, она ли это?

      Он застыл, уставившись в одну точку. Потом, словно спохватившись, едва не вслух, заключил:

      – Нужно немедленно это выяснить!

      Он подергал за шнурок звонка, который, разветвляясь, передавал сигнал сразу в два помещения: в контору управляющего и в библиотеку. Обычно управляющий отвечал таким же звонком и быстро шел на вызов. Сейчас колокольчик молчал. Гонзаго позвонил еще раз. Опять тишина. Выйдя из спальни в узкий коридор, Гонзаго миновал кабинет, из-за закрытой двери которого неслись веселые мужские голоса, спустился по лестнице на первый этаж и прошел в библиотеку. Здесь обычно принимал распоряжения своего шефа Пейроль. В библиотеке было пусто, но на столе у двери лежал адресованный Гонзаго