Горбун. Поль Феваль

Гонзаго повесил внушительную паузу. – К счастью у вас есть имя. Оно просто было утеряно, и мне, хоть и не без труда, удалось его отыскать.

      – Что?! – вырвалось, как крик подстреленной птицы, из груди красавцы. – Что вы скакали?

      – У вас есть имя и фамилия, – торжественно отчеканил Гонзаго. – И эта фамилия состоит в близком родстве с королевской. Ваш отец был герцог.

      – Мой отец! – повторил донья Круц, – был герцог. Значит, он умер?

      Гонзаго утвердительно кивнул.

      – А моя мать? – голос девушки дрожал.

      – Ваша мать, – продолжал Гонзаго, – принцесса.

      – Значит, она жива! – воскликнула донья Круц, и ее сердце лихорадочно заколотилось. – Моя мать жива, жива! Она принцесса! Умоляю, расскажите о моей матери.

      Гонзаго прижал палец к губам.

      – Не сейчас, – многозначительно прошептал он.

      Однако донья Круц была не из тех, кто любил долго оставаться в неведении. Она просто вцепилась в руки Гонзаго.

      – Расскажите, расскажите же о ней немедленно. О, как я буду ее любить. Она добра? Она красива? Какое чудо! Я всю жизнь об этом мечтала. Слышала сквозь сон, будто кто-то шепчет: «ты – дочь принцессы».

      Гонзаго с трудом сдерживал смех. «Как они все похожи», – думал он.

      – Укладываясь спать, я часто представляла, как у изголовья кровати сидит прекрасная женщина; ее стройную шею украшает жемчужное ожерелье, у нее длинные шелковистые волосы, бриллиантовые серьги и бесконечно добрые карие глаза… Как зовут мою мать?

      – Вы пока не должны его знать, донья Круц.

      – Но почему?

      – Это опасно.

      – Ах, понимаю, понимаю, – вдруг прервала себя девушка. Ей пришли на ум какие-то воспоминания. – Как-то в мадридском театре я смотрела одну комедию, и в пьесе молодой героине долго не называли имени ее матери. Так было надо. Так надо и сейчас?

      – Да. Так надо, – подтвердил Гонзаго.

      Внезапно распрямившись во весь рост, горделиво запрокинув подбородок, донья Круц с убеждением произнесла:

      – Опасно? Ну и пусть, опасно. Я умею хранить тайну! Я не проговорюсь даже под страхом смерти.

      – Несомненно, несомненно, – успокаивал девушку Гонзаго. – Вам недолго остается ждать. Через несколько часов тайна будет раскрыта. Единственно, что вы можете знать уже сейчас, это то, что вы не Мария де Санта Круц.

      – Значит Флора?

      – Тем более, не Флора.

      – Как же меня зовут?

      – При рождении вы получили имя вашей матери, по происхождению она испанка. Вас назвали Аврора.

      Донья Круц вздрогнула, всплеснула руками и с радостным изумлением воскликнула.

      – Аврора? Вы сказали «Аврора»? Какое удивительное совпадение!

      Гонзаго ждал, что она скажет еще, но девушка молчала, и он спросил:

      – Что вас так удивило?

      – Не частое имя, правда? Оно мне наполнило…

      – Что оно вам наполнило? – не сумел скрыть волнения Гонзаго.

      – Бедную маленькую Аврору, – пробормотала донья Круц, и на ее глазах появились слезы. – До чего же она была мила и добра!