Горбун. Поль Феваль

и его кровь застыла в жилах от ужаса, который мог бы произойти, благодаря его же, (Невера), клинку.

      – Шевалье, – произнес он, наконец. – Вы безумец. Как я и многие другие. Честь и мужество порой лишают нас рассудка. Если бы кто-то мне сказал, что вы продались маркизу де Келюсу, я бы не поверил.

      – Очень признателен, – ответил парижанин, дыша как лошадь, только что завоевавшая первый приз на скачках. – Какой град ударов! Вы просто мельница для серийного производства блистательных фехтовальных эстокад, мсьё герцог!

      – Дайте мне мою дочь.

      Невер хотел сам развернуть окутавший дитя плащ Лагардера. Но тот, аккуратно отстраняя его руку, сказал:

      – Осторожно! Иначе вы ее разбудите.

      – Говорите же, расскажите, наконец, как все произошло, как у вас оказался мой ребенок.

      – Надо же? Только что вы не давали мне и слова сказать, а теперь, вижу, готовы меня слушать сколько угодно. Сейчас, сейчас разверну. Так, молодой отец, берите ее. Аккуратно, аккуратно. Двумя руками. Теперь можете ее поцеловать. Только очень осторожно.

      Невер, как завороженный беспрекословно следовал советам Лагардера.

      – Приходилось вам когда-нибудь в фехтовальном зале наблюдать подобный поединок? – как-то совсем по – ребячески хвалился Лагардер. – Отразить атаку самого Невера, разгневанного Невера, ухитриться не нанести ни одного ответного удара и при этом укачивать младенца, который во время боя даже не проснулся!

      – Прошу вас, ради всего святого! – с мольбой произнес герцог.

      – Но согласитесь хотя бы с тем, что уход за ребенком трудная работа. Посмотрите. Видите, с меня льет в три ручья. Хорошо. Пока что хватит поцелуев. Давайте – ка мне ее опять. Я заверну ее в плащ. Ничего. Мы уже с ней подружились. Ваша малышка и я. Могу побиться об заклад в сто пистолей и, клянусь, не проиграю, что, проснувшись, она мне улыбнется.

      Сняв плащ, Лагардер укутал в него спящего младенца с такой заботой, которой могла бы позавидовать любая кормящая мать, и бережно уложил под мостом на сено.

      – Мой герцог, – продолжал он, снова взяв серьезный тон. – Что бы ни случилось, я готов положить жизнь за вашу дочь. Хочу надеяться, что это может искупить мою вину, за то, что по недоумению я легкомысленно отзывался о ее матери, которая на самом деле прекрасная, благородная женщина и верная супруга.

      – Вы разрываете мне сердце, – простонал Невер. – Вы видели Аврору?

      – Видел.

      – Где?

      – Здесь, у этого окна.

      – И она вам отдала ребенка?

      – Она думала, что отдает его вам.

      – Ничего не понимаю.

      – Ах, милый герцог. Здесь происходят более, чем странные вещи. Вы не зря прибыли сюда в боевом настроении. Боюсь, у вас сейчас будет повод его проявить на всю катушку.

      – Что, на меня кто-то хочет напасть? – удивился Невер.

      Парижанин опустился и приложил ухо к земле:

      – Думаю, они скоро появятся.

      – О наемниках солдафонах, которым заплатили за то, что они вас убьют, – и шевалье