Горбун. Поль Феваль

еще прибавить, что древний Пифий не имел такой прекрасной любовницы как Аврора де Келюс и, что истинный Дамон не был влюблен в красавицу, или точнее сказать в ее приданое.

      – Именно так, – вторично поддакнул своему мэтру брат Паспуаль.

      Кокардас наполнил свой бокал.

      – Господа, – провозгласил он. – За здоровье Дамона, т. е. я хочу сказать Гонзаго, у которого завтра будет наследство в 100 000 экю; и мадемуазель де Келюс с ее приданым, если Пифий, или, коль угодно, Невер сегодня ночью погибнет!

      – За здоровье принца Дамона де Гонзаго! – заорали бандиты, громче всех брат Паспуаль.

      – Ну – с, что скажете на это, – господин хороший де Пейроль?

      – Бред и грязная клевета!

      – Однако, вы грубоваты, господин Пейроль. В таком случае пусть мои отважные соратники нас рассудят.

      – Ты прав, гасконец!

      – Мы тебе верим! – закричали со всех сторон.

      – Принц Филипп де Гонзаго, – торжественно произнес Пейроль, пытаясь выдержать добрую мину при плохой игре, – стоит намного выше ваших грязных наветов и нет никакой нужды на них даже возражать.

      Кокардас его прервал.

      – Присядьте, прошу вас, господин хороший де Пейроль, – и поскольку тот не двигался, то силой усадил его на табуретку. – Сейчас мы вспомним о еще более неприглядных вещах. Давай Паспуаль!

      Нормандец посмотрел на своего мэтра с просительным упреком и тихо произнес:

      – Кокардас…

      – Нет, дружок, раз что господин Пейроль сопротивляется, придется тебе его увещевать.

      Нормандец покраснел до самых ушей и виновато опустил глаза.

      – Я не умею… – пробормотал он, – выступать перед публикой.

      – Не филонь, мой милый. Ах ты, крапленый туз тебя обмани! Слушатели простят тебе твою молодость и неопытность.

      – Тогда заранее прошу у всех прощения за косноязычие, – промямлил застенчивый Паспуаль и голосом, которым исповедуются в церкви юные девушки нормандец начал свой рассказ:

      – Мсьё Пейроль имеет все основания почитать своего господина за благородного человека. Расскажу об одном случае. Лично я не вижу в нем ничего предосудительного, но возможно некоторые злоумышленники способны истолковать его по – другому. В то время, тогда три Филиппа вели в Париже разгульную жизнь, настолько развеселую, что король Людовик даже пригрозил своему племяннику герцогу Шартрскому, что будет вынужден выслать его из страны… короче говоря, речь идет о 2–3х годах, когда я состоял на службе в помощниках у одного итальянского доктора, последователя и ученика знаменитого ученого Эксили, известного под именем Пьера Гарба…

      – Пьера Гарба! – воскликнул итальянец Фаенца, – как же, я его знаю. Это известный шарлатан и алхимик.

      Брат Паспуаль улыбнулся и мягко возразил.

      – Это благопристойный человек со спокойными манерами, богобоязненный и начитанный как толстая книга. Он был известен тем, что работал над созданием эликсира жизни.

      При последних словах Нормандца наемники в один