Меч Господа нашего. Книга 5. Прелюдия беды. Александр Афанасьев

в полуразрушенном здании – один с пистолетом против нескольких ублюдков с АК-47 – смешно. Окружат здание и не спеша завалят… хорошо, если живьём не возьмут. Ноги, ноги, ноги… вот то единственное, что может его на хрен спасти.

      Едва не хрястнулся, поскользнувшись на чем-то, но все же удержался на ногах. Выскочил на улицу. Крики, шум. Минометный обстрел уже превратился, люди собирали погибших и раненых, где-то громко и страшно выла женщина. Какой-то козёл попытался его остановить, он сшиб его с ног как в футболе и ринулся дальше.

      Ему нужно было заскочить в один из домов… дальше проскочить через него, вырваться во двор и бежать дальше. Двери здесь, в мусульманском районе, как, впрочем, и в других, днем никогда не запирались, сами они были такие – одним пинком можно вынести. Он с силой, всем телом ударил в дверь… она выстояла. Уже понимая, что дело дрянь, он бросился к другой… и в этот момент в спину как молотком ударили. Падая, цепляясь за стену, сержант Бунт услышал, как со всех сторон загремели автоматы Калашникова…

* * *

      Пробуждение было тяжелым. Болезненным. Медленным. Какое-то время он пребывал словно в забытьи. Он чувствовал, как к нему прикасаются. Слышал голоса. Ему причиняли боль, но он не понимал, кто и зачем. Потом он снова – нырял в темную воду беспамятства.

      Но в этот раз – он проснулся. Точнее – очнулся. От боли. Он замычал и дернулся…

      – Тихо, тихо, тихо…

      Говорили по-английски.

* * *

      Второй раз – он увидел свою спасительницу на следующий день. Полноватая негритянка средних лет, её плохо было видно. Через окна, заделанные каким-то картоном и осколками стекла сочился дневной свет, вокруг не стреляли, он лежал на каком-то топчане, и ему было жарко. И больно.

      – Так…

      Женщина с совсем не женской силой повернула его, принялась рассматривать раны. Потом – сдернула повязки, так что он замычал от боли…

      – Вот… так.

      Судя по всему, женщина была врачом. Она посыпала его рану каким-то порошком, вызывающим жжение, потом – приложила лист какого-то растения и наложила кусок чистой ткани поверх. Потом – привязала всё это.

      – Вот… так… теперь ложись.

      Сержант решил, что дальше скрывать свое знание английского бессмысленно. Если бы его хотели убить за то, что он здесь сделал – его не стали бы лечить. Возможно, от этой женщины он узнает, где он и в чьих руках…

      – Вы… говорите по-английски… – вытолкнул через пересохшее горло сержант.

      – Ого.

      – Дайте… попить.

      Вода была в старой пластиковой бутылке, теплая и противня. Но сержант пил и пил, пока его спасительница не отняла бутылку.

      – Все… хватит. Пока больше нельзя.

      – Кто вы?

      – Я… Алима. Меня так зовут…

      – Необычное… имя.

      Негритянка улыбнулась.

      – О… перед нами кавалер… гроза женских сердец.

      – Кавалер… – для сержанта это слово было необычным, хотя он понимал, что оно означает.

      – Да…