НЕСОСТОЯВШИЙСЯ ГОРБИ. КНИГА ПЕРВАЯ. Александр Черенов

товарищей по партии: разведка намерений противной стороны, накопление сил и их стратегическое развёртывание, рекогносцировка и «бои местного значения».

      Горбачёву, совсем даже не болельщику, неожиданно вспомнилась строка из старой футбольной песни: «Главные матчи не сыграны!». Осталось только «слегка уточнить формулировку»: какое, там, сыграны, если судья ещё и не дал свисток на игру! Но «команды – уже в раздевалке, и предматчевый мандраж – вместе с ними». От этой мысли – и под неё – «радужная оболочка» сама собой удалялась с лица Михаила Сергеевича: осознавала неуместность пребывания там…

      Глава седьмая

      – Разрешите, Михаил Сергеевич?

      Александр Николаевич Яковлев льстил Горбачёву: это тому надлежало испрашивать разрешения. Потому что сам Яковлев не только прежде Горбачёва был зачислен Вашингтоном в ряды «идейных столовников»… то есть, «борцов с коммунизмом», но и считался там политической нянькой предбудущего Генсека. Однако хитромудрый советник ЦК «хитромудро» же исповедовал верность Екклесиасту: «всему – своё время!». Придёт время – и он укажет Горбачёву на место… столовника позади себя. А пока следовало мудро подыгрывать «самодержавным амбициям» Горбачёва, которого лично «дядя Сэм», да ещё на конкурсной основе, из большого числа претендентов, утвердил на роль Герострата.

      – Входи, Александр Николаевич.

      Горбачёва не смущало, что он «тыкает» человеку, много старше себя. Точнее, он даже и не подумал смущаться, потому что такая мысль и в голову ему не могла прийти. Михаил Сергеевич, хоть и был де-факто хамом по рождению и проявлениям, в данном случае не хамил: как истинный партийный чиновник, он не умел говорить подчинённым «Вы».

      С нижестоящими он обращался так же, как с ним самим обращались вышестоящие. Ну, так, как это и было принято в номенклатурных отношениях между товарищами по партии: «Я начальник – ты дурак! Послужи с моё – и, глядишь, когда-нибудь дослужишься до „Вы“… но только не от меня!»

      Яковлев с папкой в руке переступил порог, и молча уселся за Т-образной приставкой к столу. Он и не собирался приступать к разговору: знал, что Горбачёву надо дать возможность продемонстрировать исключительную занятость, а заодно и самому немножко отработать «всяким», которые «ходят, тут!».

      Наконец, Горбачёв оторвался от бумаги, с которой явно работал в формате «гляжу в книгу – вижу фигу», и с миной измученного непосильным трудом бурлака уставился на гостя.

      – Ну, что у тебя?

      Яковлев щёлкнул застёжкой папки, извлёк из неё несколько листов бумаги, и молча протянул их Горбачёву. Михаил Сергеевич – тоже молча – веером развернул их, словно карточную сдачу.

      – Что это?

      – Последние данные по Романову.

      – Какого характера?

      – Производственного.

      – Отрицательного