Суудэр-эдзен, владыка теней. Катерина Зверь

Сюнгай в ту ночь, поддерживал огонь в своей юрте, отгоняя лезущий в щели холод. Вдруг отворился полог, и вошел к нему нежданный гость. Не испугался Сюнгай ― нечего воровать было в его старой юрте.

      – Здравствуй, путник, ― сказал Сюнгай. ― Садись, погрейся со мной у огня ― сколько бы ни было от него тепла, да всяко теплее, чем снаружи.

      – Спасибо тебе, Сюнгай, ― ответил путник. Заглянул в его черные глаза бедняк и понял, что только что пригласил в свою юрту суудер-эдзена, владыку теней. Ну да была ни была ― нечего терять было бедному Сюнгаю.

      ― Ты, я смотрю, не нашего людского племени, ― сказал он. ― Что ты хочешь от бедного Сюнгая, черноглазый демон?

      – Моя просьба проста, Сюнгай, ― ответил суудер-эдзен. ― Дай мне молока для моего Младшего, что замерзает в снегу, пусти к своему очагу погреться, и я щедро награжу тебя.

      – Отчего ж нет, ― пожал плечами Сюнгай, ― иди да грейся, молоко, поди, у меня еще осталось.

      В тот же миг полог тряхнуло, и втекла в юрту Сюнгая еще одна тень, меньше да тоньше.

      – Это мой Младший, ― говорит суудер-эдзен. Поглядел Сюнгай на тень, а та уже и не тень вовсе, а юноша, тонкий и красивый, словно девица. Лицо у него грустное, бледное, а как глаза поднял ― так там та же темнота ночная.

      Подкинул в очаг дров Сюнгай, разделил с духами оставшиеся припасы ― строганину и кумыс. Отогрелись тени, повеселели, стали Сюнгаю сказки рассказывать ― да такие смешные! Смеется Сюнгай, тепло ему, сытно, словно не последнюю строганину доел, а у хана на пиру побывал. Исчезла тоска с лица суудер-эдзен-хуу2, так и льнет он к Сюнгаю, так и просит, чтобы и тот ему сказку рассказал.

      – Видно, по нраву ты моему Младшему пришелся, ― смеется владыка теней.

      Просидели они так полночи, однако пора настала и честь знать. Уступил Сюнгай духам шкуру, на которой спал, сам закутался в старую шубу и остался за огнем следить.

      Сидел он у костра, сидел, да так и задремал. Чует сквозь сон ― тепло да светло вокруг, словно лето посреди зимы настало. Спохватился, что заснул да про огонь забыл ― никак, пожар? Открывает Сюнгай глаза, а вокруг него ― юрта богаче ханской, сундуки с золотом и серебром вокруг стоят, в очаге огромном костер полыхает, вокруг ― дорогие кушанья расставлены, а сам Сюнгай лежит на богатом ложе, дорогими шкурами застеленном.

      А духов и след простыл, словно никогда их и не было.

      Разбогател бедный Сюнгай, сам ханом стал, завел себе слуг и жен, ни в чем неудачи не знал, ни в ратном деле, ни на охоте. Да только ни принесла ему счастья щедрость черноглазого суудер-эдзена. Нет-нет, да и вспомнит тонкое лицо Младшего, не мужское и не девичье, ― а как вспомнит глаза его черные, так в груди что-то и ухает ― видно, выкрала у него черноглазая тень душу, похитила сердце. Как сгущаются тени, так начинает Сюнгай ждать, не появится ли суудер-эдзен, не попросит ли молока. Оставлял молоко для них Сюнгай, но так и не являлись они больше. Прошло еще одно лето,

2

Монгольск. «сын владыки теней», здесь – младшая тень, титул Младшего.