О личной жизни забыть. Евгений Иванович Таганов

в коей мере. Мы шантажом не занимаемся, нам нужны сугубо добровольцы. Будем считать это небольшим вам подарком. Пока нам достаточно, что о нашей предыдущей встрече вы никому не сообщили.

      – Почему вы так уверены? – запротестовал капитан. – Разве вы не знаете, что помимо письменных отчетов, существуют еще устные доклады, которые нигде не фиксируются.

      – Езжайте в командировку, а после, если сочтете нужным, мне снова позвоните, – Виталий Борисович был само невозмутимое добродушие.

      Его возможности Зацепин оценил уже через неделю по той злости и досаде, с которой Береговой отдал ему распоряжение готовиться к заграничному выезду.

      В свою любимую Латинскую Америку Петр отбыл в качестве вербовщика. Формально в этом не было ничего удивительного. Профессиональных кадров в их конторе становилось все меньше, поэтому был резон проверить по этой самой трудной заграничной специализации и другие кадры бывалых разведчиков-нелегалов.

      Командировка вышла пятьдесят на пятьдесят: в двух местах Зацепину сопутствовала удача, в двух – проигрыш. Но начальство в особой претензии не было. После развала Союза и уменьшения общего финансирования желающих сотрудничать с российской военной разведкой становилось все меньше.

      5

      Имеется кошка. Нет кошки. Даю кошке. Вижу кошку. Интересуюсь кошкой. Думаю о кошке. Уф! С ума сойти! Шесть падежей на одну бедную кошку. Как они только со всем этим разбираются? А буква «ы», которую не выговоришь, в собственной фамилии чего стоит! Еще и кошмарный свободный порядок слов в придачу.

      «Мама мыла раму. Мама раму мыла. Мыла мама раму. Мыла раму мама. Раму мыла мама. Раму мама мыла». Три слова – шесть сочетаний. Если слов четыре, то фраз будет двадцать четыре. А от пяти слов и вовсе сто двадцать сочетаний. И все будет абсолютно грамотно. Как они в этой мешанине ухитряются находить что-то особо точное?

      К концу восьмого класса Алекс не просто занимался русским языком, он впитывал его в себя килограммами и литрами. Даже по ночам ему снились совершенное и несовершенное время, синонимы и антонимы, печатные ругательства и непечатный мат. Он мог уже прочитать вслух любой текст, хоть и понимал из него едва ли четвертую часть. Самое удивительное, что он уже мог и писать со слуха достаточно правильно, порой только догадываясь о смысле написанного.

      Одна из методик его обучения состояла в том, что одну и ту же книгу его заставляли читать и переписывать по несколько раз, чтобы сначала он понимал хотя бы общий смысл, потом мог усваивать часть текста, дальше еще больше и наконец процентов девяносто изучаемой книги.

      Сегодня это был «Тарас Бульба», по которому он наедине с учительницей писал диктант.

      – «…Бульба был упрям страшно. Это был один из тех характеров, которые могли возникнуть только в тяжелый XV век на полукочующем углу Европы, когда вся южная первобытная Россия, оставленная своими князьями…» Успеваешь? – спрашивала учительница, немолодая уже женщина с красиво уложенными на затылке волосами.

      – Ольга Александровна, а почему эти тексты только из девятнадцатый