Город без кошек. Андрей Грамий

на синий камзол.

      – Они не знают о твоем существовании, поэтому ты можешь, ты должен спастись. Понимаешь?

      Вильгельм часто закивал.

      – Давайте все вместе… – совсем по-детски, с надеждой протянул он, хотя прекрасно понимал – спастись можно только ему.

      – Они будут искать нас везде, – отец смотрел хмуро, было видно как ему тяжело. – О тебе они не знают. Поэтому ты уйдешь. Чтобы жить. Пошли, – последнее слово съел очередной удар в дверь. По центральному бревну поползла продольная трещина.

      Мать на прощание порывисто поцеловала сына, прижала к себе, и хрипло сказала:

      – Никогда не снимай медальон. Запомни, никогда.

      – Обещаю, не сниму.

      Вильгельм не понимал, почему матери так важно, чтобы он не снимал медальон, но решил, что обязательно выполнит этот зарок.

      – Прощай, сынок, – она отстранилась, и погладила его по щеке. – Какой же ты у меня красивый.

      На большее не хватило сил, она зашлась рыданиями.

      Отец оторвал Вильгельма от матери и потащил вниз, к потайному ходу. В подвале было сыро. Мальчик смотрел по сторонам, пытаясь запомнить момент, хоть в сердце унести частичку своего дома. Всюду взгляд захватывал одно и то же: каменный пол, покрытые сероватым мхом арочные кирпичные своды и мелькающие одно за другим открытые помещения без окон и дверей, заставленные бочками и стеллажами для стеклянных бутылок и глиняных кувшинов. По пути они разбивали бутылки с гномьим настойкой²², и в воздухе витал пьяняще-сладкий запах полыни.

      – Это чтобы тебя не учуяли, – пояснил мужчина.

      Очень скоро они подошли к потайной двери, скрытой в нише стены. Отец потянул за факел, и часть кладки поползла вверх, лязгая цепями подъемного механизма.

      – Ты уже взрослый, правда?

      – Да, – сын вытер слезы рукавом.

      – Теперь ты должен жить без нас, сам. Ты сможешь, в тебе моя кровь. Сорок поколений предков смотрят на тебя из Вечности. Помни об этом. Все они были превосходными бесстрашными воинами. И ты такой же. Вот, держи, – он протянул суму с широкой лямкой, в которой лежали одежда, продукты, кошелек с монетами и кинжал. – Извини, не могу дать тебе золото, равно как и дорогое оружие, – это привлечет лишнее внимание. Здесь одежда. Переоденешься за лесом, на берегу, потом положишь в свою старую одежду камни, завяжешь узлом и утопишь. Обещаешь?

      – Обещаю.

      – Хорошо. Тогда все. Прощай, сын. Я буду присматривать за тобой, – он невесело подмигнул и обнял мальчика.

      – До встречи, папа… – Вильгельм умирал от горя, но знал, что должен идти.

      Наиболее ярко он запомнил опускающуюся стену подземного хода, и силуэт отца, махающего на прощание.

      Я проснулся, испытывая чувство невероятной душевной боли, разрывающей сердце на части. Сон всегда возвращался в полнолуние, хотя перед этим мог не сниться многие месяцы. Комнату заливал лунный свет. Отсвечивая серебристой дымкой от белых досок стен и пола, он создавал сказочную атмосферу, крадущую ощущение