Альма-фатер. Александр Саркисов

в строй. Оправил шинель и натянул шапку на уши.

      Там, где утром бегали полураздетыми, закаляя организм и отпугивая прохожих, вечером неспешно прогуливались. Кто шепотом травил анекдоты, кто разглядывал прохожих девушек, Мотя же размышлял о смысле жизни. Какие цели, мечты, желания заставляют человека преодолевать лишения, познавать добро и зло и кто это вообще решает, в какой стране, в какой семье человеку родиться?

      Ответов у Моти не было. Да и не нужны они ему были, так он пытался скрасть время и приблизить окончание очередного дня.

      Через тридцать минут раскрасневшиеся на морозе, выдыхающие паром курсанты вернулись в ротное помещение.

      Вечернюю поверку проводил старшина роты, зачитывая фамилии курсантов по алфавиту. Дошла очередь и до Моти.

      Старшина сначала прочитал про себя, а потом по слогам произнес:

      – Челебиджихан!

      Мотя браво ответил:

      – Я!

      Завершали день вечерний туалет и отбой.

      И опять марафон к толчкам и рукомойникам. Вечерний туалет отличался от утреннего тем, что нужно было еще и караси простирнуть. А курсантские караси, такое дело, как ни стирай, все одно воняют.

      Мотина койка была на втором ярусе у окна. На спинке койки он развесил сушиться наспех постиранные караси и аккуратно сложил форму на тумбочке. Это называлось сделать укладку.

      Откинув одеяло, Мотя забрался в койку. Из окна сифонило. Не просто сифонило, а с музыкой, будто какой-то недоросль пилил на скрипке плохо выученный урок.

      Мотя натянул одеяло на голову. Ничто не могло его сломить: ни холод, ни постоянный подсос в желудке, ни придирки командиров. Такая тяга к жизни была заложена в нем предками-колодниками!

      Еще один длиннючий день из его пятилетнего срока подходил к концу. Оставалось еще одна тысяча шестьсот пятьдесят восемь дней.

      Мотя по привычке подводил итоги. Так себе был денек, ничего особенного. Ну а если хорошенько подумать, то даже и неплохой выдался день. А чего, не наказан, двоек не нахватал, не заболел – чего ж тут плохого?

      Стрелки на часах отбили одиннадцать вечера, дежурный скомандовал:

      – Рота, отбой!

      Свет погашен, двери закрыты, курсанты завернулись в одеяла.

      По традиции ротный запевала прокричал:

      – Вот и еще один день прошел!

      – Ну и хер с ним! – по традиции хором ответили все остальные.

      Крейсер «Комсомолец»

      Так долго ожидаемый курсантский отпуск пролетел как одно мгновенье. Родители не успели налюбоваться юными моряками, а отпускники не успели вдоволь нагуляться. Но несмотря ни на что, первокурсники с радостью и даже каким-то нетерпением возвращались в «Систему» – эту Кувуклию, в которой зажигался благодатный огонь военно-морской романтики.