Икарова железа (сборник). Анна Старобинец

дверь – его комната была смежная – и орал, что нужно в сортир.

      – Там горшок у тебя, – сказал Игорь.

      Он порылся в останках древних людей гоминид, побродил-погулял, ткнул в Вельвичию, эндемик пустыни Намиб.

      отращивает два гигантских листа всю свою жизнь (более 1000 лет) – объяснило социо.

      корни уходят на глубину до 3 м; растение способно выжить в сухих условиях, используя росу и туман как источник влаги

      – Открой дверь! – орал Заяц. – Открой, открой, открой дверь!

      Вельвичия понравилась Игорю. Она была похожа на морковку с двумя длинными зелеными ушами.

      – …Не откроешь – я в окно выпрыгну!

      …Игорь смотрел, как берберские женщины ткут цветные ковры… Манипуляция.

      – …Клянусь, выпрыгну!

      Примитивная манипуляция…

      В Зайцевой комнате с треском распахнулось окно; коротко икнул колокольчик. Потом все затихло.

      Дверь нельзя открывать, решил Игорь. Откроешь – он еще убежит. Ведь вряд ли выпрыгнул. Скорее всего, притаился. Ждет, что открою. Сейчас опять завопит.

      Но Заяц больше не завопил.

      Проверить надо бы, – думал Игорь. – Но в гостиной балкон не на ту сторону, не увижу. На улицу придется идти. На улице холодно. Одеваться, застегиваться, спускаться, обходить здание… Лень и холодно.

      Решил не идти.

      Ведь Заяц, скорее всего, просто спал…

      Сити

      Все Хотят Попасть в Сити…

      …Неоновые слова на фасаде напротив горят так ярко, что больно смотреть. Можно заслониться от них жалюзи, но это не помогает. Потому что, когда я закрываю глаза, я вижу эти слова, отпечатавшиеся на моей сетчатке, выжженные красным по черному на обратной стороне моих век: «Все хотят попасть в Сити. Не всем удается. Тебе удалось».

      По ночам я почти не сплю. Слишком душно, слишком шумно, слишком светло. И зудит вся кожа. Через порванную москитную сетку пролезают полупрозрачные мошки. Насосавшись крови, они становятся темно-багровыми. Если их убиваешь, они лопаются, как волчьи ягоды. На стене остаются бесформенные бурые пятна.

      Жалюзи неисправны, невозможно задернуть их плотно. Через грязные стекла, через длинные щели на месте отломанных пластин жалюзи этот город сочится в комнату ядовитым жирным сиянием. Он выкладывает блестящие сальные полоски на стенах и простыне, на подушке, на моем лице. Он грохочет музыкой, ревет моторами и сиренами пожарных машин. Очень много пожарных машин, днем и ночью – интересно, зачем? Я ни разу не видел в Сити пожара. Но они постоянно курсируют по улицам города, завывая и вращая горящими циклопьими зенками, создавая ощущение близкой беды. Жалюзи отвечают сиренам жестяным перезвоном.

      По ночам я рассматриваю сияющие полоски на стенах и страшно чешусь. Укусы мошек похожи на следы от засосов.

      Это город присосался ко мне и целует своим жадным, испачканным в крови хоботком.

      Пока рядом со мной была Саша, я переносил это легче. Она целовала меня поверх поцелуев Сити. Целовала укусы, чтобы они меньше зудели. Но теперь ее нет.

      Все хотят попасть в Сити. Трудоустроиться, эмигрировать,