.

имеется?

      – Его зовут Чемерон-Зенезеба! Неужели вы не слышали о нем?

      – Я – нет, – признался Гейс.

      – И я не слышал.

      – Странно, ведь он величайший из величайших!

      – А чем мы собираемся расплачиваться с Зенезебой за его величайшие труды? – Нело искоса посмотрел на священника. – Я ничего не успел прихватить с Анэль, у вас вроде тоже особых богатств не наблюдается.

      – Чемерон-Зенезеба востребует справедливости бескорыстно! Разве может идти речь о вознаграждении, если дело касается всепланетарной важности? Никакие средства нам не понадобятся в этом вопросе!

      – Если честно, я очень в этом сомневаюсь, – сказал Нело, – но вам, наверное, виднее.

      – Ладно, все ясно, я пошел, – Гейс встал с белого кругляка.

      – Куда?

      – Изображать на приборах и поисково-определяющих системах страшное кораблекрушение, постигшее нас. Мантий-Мукаделис, можно вас спросить?

      – Слушаю тебя, мой дорогой Гейс.

      – В случае крайне неудачного спасения мною меня же самого, я могу иметь надежду запрятаться в вашем монастыре и не вылезать оттуда, пока всё не утихнет?

      – О, да, мой дорогой Гейс, ты, разумеется, можешь иметь эту надежду!

      – Я рад, – сказал Гейс и направился к выходу. – Прямо сразу легче задышалось.

      Бортовые времямеры сообщили о наступлении утра, когда Гейс смог, наконец-то, осуществить «катастрофу» «Антарагона» по всем параметрам. Глаза слезились от плотности световых символов, наполнивших пространство над пультом управления – Гейс снова работал в темноте, когда все постороннее исчезало, оставался только пульт и летящие вокруг звезды, так ему легче думалось. Когда Гейсу удалось растворить последний символ, он не упал от усталости с кресла только благодаря поддерживающей спинке. И будто почувствовав, что процесс завершен, в кабину заглянули Мантий-Мукаделис и Нело.

      – Как дела твои, прекраснейший пилот?

      – Дела мои прекрасней некуда, – вяло пробормотал Гейс. – Только что «Антарагон» вошел в непрогнозируемый метеоритный дождь, возникли повреждения обшивки и пробоины, не совместимые с жизнеобеспечением корабля. И мы все умерли.

      Гейс уткнулся лбом в пульт и закрыл глаза. Из-под воспаленных век текли и текли, не переставая, слезы.

      – Не оплакивай своего решения, – Мантий-Мукаделис присел рядом. – Порою воображаемая смерть необходима для начала настоящей жизни.

      – Ничего я не оплакиваю, – Гейс приподнялся и закапал в глаза успокаивающий раствор. – Ядовитый свет символов опасности, да еще в таком количестве, любые глаза разъест. Сейчас пройдет. Вам известны координатные данные вашего Зенезебы на Паттисфере?