Пчелиный царь. Рассказ. Саша Мар

смотрю на него, а он кратко кивает куда-то вдаль по перрону:

      – Вон, смотри, – и залезает внутрь.

      Я выглядываю наружу из тамбура. Трое парней в одинаковых широких чёрных штанах, черных рубахах, с сумками и пакетами показывают билеты проводнику у соседнего вагона. Я смотрю на Степаныча, он продолжает улыбаться, но уже не так широко, а как-то растерянно, глаза беспокойно сощурены:

      – Откинулись, от-так, – говорит он вполголоса

      В купе он молниеносно наполняет стопки:

      – Ну, давай, от-так, чтоб до дому добраться поскорей, или куда ты там…

      И тут:

      – О, вот это мне повезло-на с соседями!

      Мы замираем и смотрим на парня, который стоит в дверях купе. На нем широкие черные штаны, черная рубашка, в руках спортивная сумка. Худой, роста невысокого, впалые, чисто выбритые щёки, неопределённый ёрш на голове вместо прически. Он быстро усаживается на край койки, ссутулившись, как будто хочет занять как можно меньше места, аккуратно задвигает под койку сумку и вытягивает руку прямо между нами, кто быстрее схватит:

      – Саня.

      – От-так? И я Саня, Александр Степаныч, – кричит Степаныч, возвращает стопку на стол, расплывается и трясет руку новенького, – и это тоже Саня. Три Сани в купе. От-так!

      Три Сани? Это я тоже Саня. Я ему сказал, что я Саня.

      Я жму руку новенького, киваю и молчу. Рука у Сани костистая и холодная.

      – Ты докуда едешь-то, – спрашивает Степаныч.

      – Да, всё прямо и прямо, пока не приеду.

      – Значит, ещё не скоро.

      Степаныч глядит на меня, молчит выжидающе, как будто ждет, что я скажу, куда еду.

      Куда я еду? Мне скоро выходить.

      Вдруг Степаныч отводит взгляд и начинает хитро улыбаться:

      – Тогда, чтоб не запутаться, ты, – он показывает на меня, – ты будешь Саня, извини, я тебя уже давно знаю, от-так, – показывает на новенького, – будешь Александр, ты тем более еще трезвый, пока, а я, так и быть, буду Сан Степаныч. От-так.

      – Сан Степаныч, Сан Степаныч, – голос новенького скрипучий, высокий, и говорит он, почти не разжимая тонких губ, – может Степаныч-сан, как японец-на.

      И он смеётся, вдруг заливисто, беззлобно. Степаныч тоже смеётся, качает головой, как бы говоря «во даёт». Он выуживает из чемодана третью стопку, и мы выпиваем втроем. Новенький не закусывает, только выкатывает глаза и шумно выдыхает.

      – Вы что тут мёд везете? Медом несет, – он принюхивается, смотрит на меня вопросительно, – от тебя что ли?

      Я пожимаю плечами. Степаныч жует сало, отвернувшись к окну. Саня внимательно почти враждебно разглядывает мою улыбающуюся рожу, но через секунду тоже начинает улыбаться.

      – Да ладно, медом и мёдом. Мужики, только меня проверять придут, и вам, это-на, – он показывает глазами на бутылку, – нельзя.

      – Ничего, договоримся, – машет рукой Степаныч, – от-так…

      – …И медведи, и кроты,

      Зайцы, лошади, коты,

      Все