Разъезд Тюра-Там, или Испытания «Сатаны». Владимир Ковтонюк

летевшие в командировку положили свои небольшие чемоданчики сверху, в результате чего в проходе образовалось подобие длинного стола, тут же уставленное бутылками с коньяком, бутербродами, французскими булочками, изобильно начиненными красной икрой.

      Импровизированное застолье сближает людей, а тем более застолье, отрепетированное за несколько лет полетов на полигон. После того, как «прошлись» по первой, из кабины пилотов появился командир экипажа, будто для того, чтобы проверить порядок в пассажирской кабине. Убедившись, что полет проходит нормально и в духе традиций, он без лишних церемоний выпил предложенный ему двухсотграммовый стакан коньяка и удалился только для того, чтобы ему на смену вышел второй пилот, или, проще говоря, «правак». Так называют вторых пилотов, потому что они сидят за штурвалом на правом кресле.

      За «праваком» вышел третий член экипажа, совмещавший в одном лице обязанности борттехника, радиста и штурмана – так было недавно установлено приказом по Аэрофлоту для экипажей самолетов Ли-2 и Ил-14. Ковалёв же, завернувшись в чехлы в хвосте летевшего сквозь ночь самолета, мод монотонный рокот его моторов думал о том, как прозаически протекает этот полет на Ли-2, на «Дугласе». А совсем недавно…

      …Совсем недавно, как только в небе появлялся самолет, он с мальчишками, бросал все дела и мчался на аэродром.

      Городишко, в котором жил тогда Ковалёв, расположился на стыке рек Кубани и Теберды в каких-нибудь сорока километрах от Главного Кавказского хребта. Раньше он назывался Микоян-Шахаром. Но после того, как в феврале 1944 года выселили местных жителей, карачаевцев, Сталин отдал эту территорию Грузии.

      Городишко переименовали в Клухори, в школах ввели изучение грузинского языка, и в Клухори стали прилетать самолеты из Сухуми и Тбилиси.

      Небольшая площадка, вызывающе именуемая аэродромом, ограничивалась с одной стороны высокой скалистой горой, с другой стороны – пропастью с бурлящей внизу Кубанью. Со стороны города, откуда чаще всего самолёты заходили на посадку, пилотов дисциплинировал перпендикулярный посадочному курсу крутой склон к реке Теберде, и, наконец, вдали, с аэродромом запирался деревней, населённой исключительно осетинами. Официально деревня носила имя осетинского поэта Коста Хетагурова. Но все жители города Клухори для удобства произношения называл её попросту Осетиновкой.

      Перелет «Дугласа» из Сухуми через Кавказские горы, если он протекал нормально, с затратой времени на полёты по кругу, на взлет и посадку занимал не более сорока минут. Как только старший авиационный начальник и, в том же лице, единственный сотрудник аэродрома Гогия, грузин неправдоподобно больших размеров, доброта которого была также безгранична, как и его комплекция, получал уведомление о вылете самолёта, он тут же брал ракетницу и выходил на крыльцо.

      На пригорке разместилась детвора, неравнодушная к авиации.

      Гогия, окинув взглядом лётное поле, наблюдал