Поместья Корифона. Джек Вэнс

что морфоты забираются на борт и убивают всех подряд, после чего забавляются, изображая мореходов. Причем твари превосходно управляются с парусами, хотя идея заниматься пиратством почему-то не приходит им в голову».

      «Морфот за штурвалом, морфоты ставят паруса? Хотел бы я полюбоваться на такое зрелище!» – изрек Джерд Джемаз.

      Эльво Глиссам поморщился: «Корифон – жестокий мир».

      «У нас в Суанисете тихо и спокойно», – возразил Джемаз.

      «В Рассветном поместье тоже, – поддержал его Кельсе. – Джорджол пытался убедить наших ао в том, что из-за помещиков их дела идут из рук вон плохо, а они даже не понимали, о чем он толкует. Так что теперь он убеждает бездельников в Оланже – больше ничего не остается».

      «Джорджол мало напоминает типичного реформатора, – сказал Эльво Глиссам. – По правде говоря, он вызывает у меня противоречивые чувства. Какими побуждениями он руководствуется? В конце концов, всем известно, что Ютер Мэддок – его благодетель».

      Шайна молчала. Джерд Джемаз хмурился, глядя на проплывающие внизу Мермионские острова. Кельсе ответил: «Тайны в этом, на самом деле, никакой нет. У отца своя система ценностей, и он непреклонно ее придерживается. Да, Джорджол, Шайна и я выросли вместе, вместе играли и учились наравне, но никто никогда не пытался делать вид, что не понимает действительного положения вещей. Мы – пришлые, наследники захватчиков, а Джорджол был и есть синий отщепенец, брошенный гарганчами на произвол судьбы. Он не ел с нами в парадной столовой, его кормили на кухне – что, по-видимому, унижало его гораздо больше, чем он готов признать. А летом, когда мы уезжали на каникулы к тетке Вальтрине, Джорджола отправляли на ферму учиться обращению со скотиной, потому что папаша вознамерился сделать из него пастуха».

      Эльво Глиссам понимающе кивнул и больше не задавал вопросов.

      Розовое солнце уже высоко взошло, когда «Апекс» пробился сквозь гряду кучевых облаков и на северном горизонте показалась грозная тень Уайи. Мало-помалу в дымке проявились детали – утесы, пляжи, мысы. Цвета постепенно оживлялись, разделяясь на бледные серовато-коричневые, охряные, черные, желтовато-бурые и красновато-шоколадные тона. Приближался берег – от массы континента отделился полуостров, загораживавший длинную узкую бухту. В глубине бухты виднелись несколько рядов избушек и хижин, небольшое скопление складов и видавшая виды гостиница из беленых бревен: сооруженная на причале, она наполовину нависла над водой, опираясь на целый лес корявых свай.

      «Галигонг! – объявил Кельсе. – Крупнейший порт Вольного Алуана».

      «Сколько отсюда до Рассветной усадьбы?»

      «Примерно тысяча триста километров, – Кельсе изучал окрестности в бинокль. – Что-то не вижу старого „Стюрдеванта“… но мы прилетели раньше, чем рассчитывали. Хильгарды разбили лагерь на берегу и устроили кару. Кажется, женские драки в самом разгаре». Он передал бинокль Эльво Глиссаму, но тому удалось разглядеть – к некоторому