Долгое дело. Станислав Родионов

Вот скоро поведу девушку, которая мне представилась как Джаконя.

      – Раньше были Джоконды, – вздохнула Кашина, наслаждаясь мармеладом.

      – Вилена, а тебе я разве не делал предложения?

      – Три раза.

      – Ну?!

      – Один раз на месте происшествия, когда мы с тобой нашли отпечаток ладони в маргарине. Второй раз в следственном изоляторе, в камере. А третье предложение ты передал через Леденцова.

      – Может, все-таки пойдешь? – сделал он четвертое. – Будешь мне по утрам пеньюар подавать.

      – Пеньюар – это прозрачный халатик, который женщина надевает на нижнюю рубашку, выходя пить кофе.

      – А я кофе пью в кителе, – невесело улыбнулся Петельников.

      – Ой, съела всю коробку, – ужаснулась Кашина. – Фигуру испорчу…

      – У меня дома так хорошо и тихо, что идти туда не хочется, – сказал вдруг Петельников как-то не по-своему: без силы, без голоса и без юмора.

      Она, собравшись было уходить, тревожно осела на мягкий поролон кресла. Петельников смотрел в окно, на озелененный двор милиции, откуда опять натек березовый дух, все-таки победивший запах южной розы. Они молчали, два инспектора уголовного розыска, которые привыкли помогать, выручать и подменять друг друга на дежурстве; привыкли не замечать друг у друга настроений, ошибок и неудач; привыкли друг над другом подтрунивать, пошучивать и не говорить всуе громких слов.

      И вот теперь они сидели и молчали, словно июньский березовый запах запечатал им рты…

      В дверь постучали не постучали, а вроде бы сначала терли кулаком по дереву, а потом все-таки стукнули. Две старушки – те, хозяйки котика Василия Васильевича, – входили в кабинет какой-то вереницей.

      – Я потом зайду, – Кашина будто не из кресла встала, а оно, старое и глубокое, выпустило ее из своей середины, как вылущило.

      – Бабуси, хотите поблагодарить? – спросил инспектор, который успел побывать у Рябининых и отнести кота этим старушкам.

      – Нет, милый, не хотим, – ответила худенькая и села в кресло, как провалилась в яму.

      – Милиция, а допускает, – туманно поддержала ее вторая, та самая, которой он тогда мысленно надевал чепчик.

      Видимо, разговор предстоял длинный и нудный, а он сидел как на иголках, ожидая звонка от Рябинина. Зря не купил вторую коробку мармелада, которая сейчас бы помогла.

      – Что-то я вас, гражданки, не понимаю…

      – Котик не наш, – почти злорадно выговорила худая, как он вспомнил, Мария.

      – Как не ваш?

      – А так. Не кот, а дьявол из трубы.

      – Как пошел выть да обои когтями полосовать, так у меня аж брови дыбом встали, – поддержала Марию вторая.

      Инспектор попробовал отыскать на ее круглом лице брови, но увидел лишь две светлые полоски.

      – Подождите-подождите. Вы же сказали, что кот полосатый, с хвостом…

      – Что ж, по-твоему, мы евойной морды не отличим? – удивилась Мария.

      – И характер-то у него обормотистый…

      – Совести у тебя нет, хоть и сидишь