Долгое дело. Станислав Родионов

Когда эта завеса коснулась лица и Рябинин поморщился, Беспалов спросил, словно только что вспомнил:

      – Сергей Георгиевич, вы как-то обронили о поисках смысла жизни…

      Рябинин молчал, уткнувшись в попавшуюся бумажку, которых на столе было как листьев под осенним деревом.

      Верно, он обронил, но потому говорить и не стоило, что лишь обронил. Мало ли чего мы роняем? Не стоило говорить и потому, что Рябинин еще плохо знал прокурора, – тот работал всего год. Вернее, он его знал, но не настолько, чтобы говорить о смысле жизни. От любопытства ли спрашивал, серьезно ли интересовался, или сам неразрешимо носил в себе этот смысл?.. А может, ради красного словечка, припася его для совещания районных прокуроров: товарищи, представляете каково мне работать, если мои следователи ищут смысл жизни…

      – А вы разве не ищете? – как можно наивнее спросил Рябинин.

      – Не знаю, – не удивился Беспалов вопросу.

      – Как не знаете?

      – Ведь не думаешь: поищу-ка я до обеда смысл в своей жизни.

      – Верно, – согласился Рябинин, отпускаемый всеми подозрениями.

      – И почему русский человек любит самые загогулистые думы? – медленно сказал прокурор вроде бы самому себе.

      – Без этих дум человек гибнет, Юрий Артемьевич.

      – Человек гибнет без хлеба, – усмехнулся Беспалов.

      – Без хлеба гибнет тело.

      – А пищи для души теперь хватает. Средства массовой информации любую душу ублажат.

      Сигарета потухла. Рябинин хотел сказать, что она потухла, но прокурорские слова об информации и душе странно задели его какой-то несочетаемостью. Он всегда удивлялся…

      Рябинин всегда удивлялся мыслям, мелькавшим вроде бы не в мозгу, а где-то глубже, когда думалось уже не словами, а какими-то блоками, в которых слились и те же слова, и целые образы, и четкие догадки, и еще что-то неясное, но очень верное; все это успевало в мгновение соединиться, поменяться местами и рассыпаться, и все-таки оставить в сознании мысль иногда ясновидящую, чаще неправильную – или оставить смутное ощущение, которое зачастую дороже мысли. Или ничего не оставить, прожив миг и для мига. Вот и теперь промелькнуло, исчезая…

      ...Информация и душа. Как деньги и любовь. Почему? Душе плевать на информацию. Информация для ума. Что же для души?..

      Промелькнуло. Но осталась другая мысль, вызревшая на страницах его дневника:

      – Человек, живущий без смысла, должен бы сразу умереть. Не от старости, не от болезней, не в автомобильной катастрофе, не в самоубийстве… Должен просто умереть, тихо и безболезненно, как отмереть.

      – От чего умереть-то?

      – От бессмысленности своего существования.

      – Тогда знаете сколько бы людей отмерло? – опять усмехнулся прокурор, и опять усмехнулся к месту, потому что Рябинин ничего не мог передать сверх мысли, сухой, как прутик. А в дневнике ведь было убедительно.

      – Но жизнь без смысла – для чего она?

      – Сергей Георгиевич, – оживился вдруг Беспалов, заметил погасшую