Все, что вы скажете. Джиллиан Макаллистер

время сижу неподвижно и играю в одну из моих любимых игр: представляю наших с Рубеном детей. Может быть, они унаследуют длинный нос моего брата Уилфа. В моих фантазиях мы с дочкой играем на металлофоне, у нее рыжие волосы Рубена. И почему мы ждали так долго? Рубен, думаю, сейчас я готова.

* * *

      Меня проверяют каждые полчаса, знаю точно, потому что считаю, – полезно знать, сколько прошло времени.

      Они кричат через окошко и закрывают его быстрее, чем нормально осмотрят камеру. Очень небрежно. Все делается абсолютно безразлично. Называют меня по имени и, когда я поднимаю голову, уходят.

      Мне бы хотелось, чтобы они открыли дверь и я смогла выглянуть наружу: посмотреть на другое освещение или обстановку, даже на тот лестничный пролет, по которому шла, еще не осознавая, что приближаюсь к месту своего заключения.

      В полтретьего утра я спрашиваю, почему проверки продолжаются. К этому моменту проявляются неприятные симптомы похмелья: чувствительность к свету из открытого окошка, шум в голове, сухость во рту и трясущиеся руки.

      – Почему вы не даете мне спать? – Вопрос звучит довольно-таки жалко.

      – Вы в состоянии алкогольного опьянения, поэтому относитесь ко второй категории, – отвечает женщина. Она со мной незнакома, но ведет себя так же резко, как сержант Моррис.

      – Ко второй категории?

      – Первая категория – просто приглядывать время от времени; вторая – проверять каждые полчаса; третья – постоянный надзор. Вы в камере для пьяных, с матрасом на полу вместо кровати.

      – Ничего себе, – я была бы рада поговорить с ней еще, чтобы немного успокоиться, услышать доброе слово, но она закрывает окошко. Но я все равно спрашиваю: – Мой муж уже приходил?

      Окно открывается на пару сантиметров, я вижу только глаз и уголок ее рта, который не улыбается. Она снова закрывает окно, ничего не отвечая.

      Наверняка однажды что-то произошло, и теперь они вот так всех проверяют. Я протягиваю руку и трогаю стенку рядом с головой. Может быть, случай произошел именно в этой камере с человеком, за которым они не следили.

      Я обустраиваюсь: расправляю подушку; убеждаюсь, что матрас лежит четко вдоль стены; ставлю пустой поднос из-под еды в угол комнаты, рядом с туалетом.

      Убеждаю себя, что вскоре я буду вспоминать происходящее сейчас с улыбкой. Этот случай будет добавлен к списку тех несуразных ситуаций, в которых я оказывалась, и моя семья, особенно Рубен, будут закатывать глаза, вспоминая об этом.

      «Помнишь, как ты оставила открытой воду в ванной и затопила квартиру?» – спросит Рубен, со смехом откидывая голову назад. А я скажу: «Думаю, что переплюнула тот случай, проведя ночь в тюрьме».

      Лежа на боку, ожидаю проверки в три часа. Я представляю рядом с собой мужа, как его длинные руки обнимают мое тело. Смотрю на стену и думаю, мечтает ли он о том же, лежа дома в одиночестве.

      Когда другой полицейский подает мне воду через окно в двери, спрашиваю его о посетителях.

      – Когда я смогу кого-нибудь увидеть, здесь есть часы посещения?

      – Это