Два романа: Прощай и будь любима. Маргарита: утраты и обретения. Адель Алексеева

еще обычно лежала-дремала несколько минут, непонятно о чем размышляя, и тоже поднималась. В то утро растаявшие льды и голубая вода прибавили чуточку оптимизма.

      Удивительно: именно вечером того дня к ним постучал Саша.

      – Тинка-Валентинка! – крикнул с порога. – Наконец-то в РИО освободилось место! Готовься. Завтра в семнадцать ноль-ноль жду тебя в академии возле 612-й комнаты. Заполнишь анкету.

      – Какую анкету? Какое РИО?

      – Эх ты, валенок! Вот какую! – сунул ей лист. – В редакционно-издательский отдел! – и выскочил на лестницу.

      Саша исчез, а Тина еще сидела как оглушенная. Значит, завтра. В пять часов? Одевалась с особенным тщанием – юбка солнце-клеш бордового цвета, белая кофточка с рукавом-фонариком, сверху мамин платок – и отправилась к академии.

      Серое здание основательной постройки по утрам вздрагивало и содрогалось – слушатели академии по каменным ступеням устремлялись наверх.

      К пяти часам, когда появилась Валя, коридоры уже опустели, и ей не сразу удалось найти 612-ю комнату. Саши не было. Ее хмуро встретил подполковник с рябым лицом. Молча взял анкету, строго заметил:

      – Придете завтра, в это же время.

      Спускаясь вниз, на лестнице у окна натолкнулась на Сашу.

      – Я ждал тебя. Покурим? – пошутил. – Ну что?

      – Все отдала. А начальник такой… сердитый. Взял – и все.

      – Ничего! Такой порядок. А ты испугалась?

      – Нет, но…

      – Что на того сердиться, кто нас боится? А он всего боится, я знаю его! – Саша хвастливо процедил это сквозь зажатую в зубах папиросу и засмеялся. Она тоже.

      Удивительно: между ними начался весело-влюбленный разговор, какой бывает только у молодых, вернее, юных людей, еще не сказавших никаких главных слов, но уже плывущих по волнам любви. Он рассказывал, как потешаются над ними, молодыми первокурсниками, «служаки», побывавшие в отдаленных уголках страны.

      – Знаешь, как они нас называют? «Огурчиками», «мальцами», «птенчиками», а эти «птенчики» побольше их знают… Похож я на «птенчика»?

      Тина смеялась от каждого пустячного слова, и смех ее отдавался в казенных гулких стенах академии. Оба шутили, глядя друг на друга блестящими глазами, и напоминали почки на деревьях, которые уже набухли, вот-вот раскроются, но опасаются: вдруг ударят морозы?..

      – А какую мы стенгазету выпускаем! Стихи там печатаем.

      – Чьи? Уж не твои ли?

      – И мои, конечно! Про одного слушателя: «Мне все в нем нравится, улыбочка и смех, и то, что он всегда лирически настроен, но только у него есть малый „грех“ – вокруг него девицы вьются роем».

      – Гениально! Уж не про тебя ли?

      – Что ты, как можно? Я же паинька.

      – А они?

      – Они? У них – нервная система. Очень нервная система.

      Брови ее взлетели вверх, и она опять засмеялась.

      – Смех без причины – признак чего? Ду-ра-чи-ны?

      Тина не знала, что смех без причины – еще и признак влюбленности: