Два романа: Прощай и будь любима. Маргарита: утраты и обретения. Адель Алексеева

зарабатывают комплекс неполноценности, а женщины ищут кого-нибудь похожего на Тарзана. Целый фольклор появился.

      – Почитаете? – полюбопытствовала Вероника Георгиевна.

      – А критиковать не будете? Тогда – пожалуйста:

      Да, жили мы, мужчины, но вскоре на экран

      На горе и кручину был выпущен «Тарзан».

      И гибнут все пижоны, они идут на дно,

      Все жены и девицы твердят теперь одно:

      «Ах, в Африку хочу я, мне жизнь постыла тут,

      Здесь девушек не ценят, здесь жен не берегут!

      Другое дело в джунглях, средь диких обезьян,

      Жизнь, полную довольства, доставит мне Тарзан…

      Не нужен нам панбархат, капрон и креп-сатен,

      Пусть буду я одета, как маленькая Джен.

      За хижину Тарзана, за диких негров джаз

      Я б отдала квартиру, где телефон и газ…»

      – У этих стихов есть конец или нет? – скривилась Юля.

      Саша хмыкнул, щека его дернулась. Филя предложил:

      – А не пойти ли всем на берег? У нас там ивы не хуже, чем в тропиках, – и первым поднялся.

      Компания двинулась к обрывистому берегу. Юля шла рядом с Филей. Вероника Георгиевна опиралась на руку Саши, а Тина нарочно замедлила шаг. Она была явно не в своей тарелке, она бы вообще с удовольствием исчезла… Тут, к счастью, издалека до нее донесся голос почтальонши:

      – Валентина, тебе письмо!

      Она поспешила навстречу. Почтальонша вручила увесистый конверт. Не успела его открыть, как из-за плеча возник Саша и выхватил письмо. Тина бросила на него мрачный взгляд светлых глаз, брови, похожие на крылья ласточки, взлетели вверх.

      – Так, да, Ромадин? Приличные люди не читают чужих писем.

      – А я и не собираюсь читать, только взгляну, откуда… А-а, Калинин? – Он вернул ей письмо и помчался к обрыву.

      Через минуту над обрывом взметнулось его упругое, сжавшееся в комок тело, вцепившееся в толстую веревку, с узлом на конце и – вперед-назад, вперед-назад!.. Солнце то слепило глаза, то уходило в тень… Над широкой луговиной сгустилось черное облако птиц, вот оно взметнулось выше и опять рассыпалось…

      Саша завороженно смотрел, как «птичье облако» перетекало из одной формы в другую, уподобляясь то шару, то шлейфу. Чьей воле подчинено их движение? Вожак управляет стаей – или у них иные, неведомые законы? Может быть, и человеческие сообщества развиваются по схожим законам? Какие силы управляют нами? В школе говорили: классы. Нет, должно быть что-то еще… Птицы движутся в пространстве, а люди – во времени. А время? Существует само по себе, неподвижно, – или его двигают человеческие действия? Саша обводил взглядом горизонт, а в глазах блистали слезы: его захватывало величие мира, жизни, будущего, и будущее виделось долгим и светлым, как освещенное облако.

      За ним пристально наблюдала, любуясь, Вероника Георгиевна.

      А по дороге печально удалялась ее дочь, тоненькая девушка с толстой косой, держа в руке какой-то конверт. Кофточка с оборкой, юбка-клеш – все в ней славно, однако что-то в походке, облике дочери настораживало