Темное солнце в её руках. Екатерина Лоринова

Фел тебе еще не рассказал? – вопрос был с подвохом. Я внутренне боялся, что братец и здесь меня обойдет.

      – Нет, и, Ленс… Не злись на него. Он не виноват в том, что всего лишь мальчишка.

      – Он мой старший брат! Дофин! – терпение прорвало, как шаткую плотину, – это он должен подавать пример, усмирять и воспитывать. А не я!

      – Ты умнее своих сверстников, Ленс, разве ты этого не замечал? – дед потихоньку открыл хранилище вин и извлек бутылку с эльфийским, – вот и веди себя соответственно.

      Мало-помалу за бокалом изысканного вина Сэму удалось меня расслабить… и разговорить. Мы даже смеялись, когда я пересказывал случай с «эльфийскими пирожками».

      – Ленс, тебе уже хватит, – а я бы не сказал, что пьян. После рокового вечера с Милой во мне изменилось слишком многое, и пьянеть я тоже стал медленней, чем обычно. Хотя эльфийское вино коварно. Вот ты сидишь и все бы ничего, но вдруг встаешь – и ноги тебя не держат. Надеюсь, до последнего не дойдет.

      – Скажи, Сэм, – я разом опрокинул в себя полкубка, – кто такой Робин Мастерс?

      – Что? Что ты сказал?! – казалось, с деда разом слетел весь хмель. И веселость.

      – Робин Мастерс, – реакция меня и пугала, и забавляла. Должно быть, все дело в вине.

      – Откуда ты слышал это имя? – Сэмверан сложил могучие руки перед собой.

      – Это важно?

      – Реши для себя. Если важно – то скажешь и получишь ответ.

      – Хорошо. Я случайно увидел, как матушка ходила на могилу… этого человека. Я читал гравировку.

      – Ты плохо учился, правнук.

      – Прости? – и причем тут моя учеба. Или дед хочет перевести тему?

      – Немногие хорошие книги уточняют, что ваша с Феликсом мать носила фамилию Мастерс, – все-таки самые мрачные подозрения оправдались, – Робин Мастерс – друг детства, одногрупник в школе укрощения, один из знаменитой «четверки». Твоя мать – замечательная погонщица.

      – И они… любили друг друга? – в горле отчаянно пересохло, я потянулся за бутылкой, а дед не стал останавливать.

      – Роб любил мою девочку, да, – немного подумав, дед плеснул и себе, – ее же единственной любовью, которая сняла проклятие со всего эльфийского рода, была любовь к императору Феликсу.

      Что-то мне почудилось в этих словах странное – но, возможно, снова вмешалось вино.

      И, конечно, я помнил о снятии проклятия – до истории Феликса и Сайероны снарры не могли сочетаться браком со смертными. Или, впрочем, смогли бы, но их избранник прожил бы обычную жизнь, невыносимо короткую по сравнению с эльфийской вечностью.

      – Так что не бери дурного в голову, мой мальчик, – Сэм хлопнул по плечу, чуть не вдавив в стол.

      – Но она так горевала у могилы…

      – А разве нельзя горевать об ушедших друзьях?

      Конечно, дед снова был прав, но какая-то мелочь все равно не давала покоя. Не позволяла целиком забыть и отпустить. Внезапно перед глазами расступился кустарник, скрывавший статую юноши, и в голове отчетливо послышался голос матери. «Я боюсь за Ленса».

      – Друзья