Сальватор. Книга III. Александр Дюма

она.

      И произнесла это слово таким тоном, словно хотела сказать: «А я-то думала, что мы останемся здесь навсегда».

      Людовик ответил не на слово, а на мысль девушки.

      – Нет, дорогая Роза, – сказал он, – это невозможно. Ты должна поспать. И это я говорю тебе уже не как твой друг, а как твой лечащий врач.

      – Тогда прощайте, нехороший врач! – грустно произнесла она.

      А затем добавила с нежной улыбкой:

      – До свидания, дорогой мой друг!

      И, произнеся это, она так низко наклонилась над подоконником, что локоны ее волос упали на лицо молодому человеку.

      – О, Роза!.. Роза! – прошептал тот с любовью в голосе.

      Затем, привстав на носки, он поднял вверх голову и выпрямился во весь рост так, что губы его оказались на уровне белого лба девушки.

      – Я люблю тебя, Роза! – сказал он тихо и поцеловал этот чистый лоб.

      – Я люблю тебя! – повторила девушка в ответ на поцелуй своего возлюбленного.

      Затем она скрылась в окне, спрятавшись в свою клетку так стремительно, что можно было подумать, что она испарилась.

      Людовик спрыгнул с бордюрного камня на землю. Но он успел отступить всего на три шага, поскольку, пятясь назад, он ни на секунду не сводил глаз с окна и дождался того, чего хотел: это окно снова распахнулось.

      – Людовик! – раздался нежный голосок Рождественской Розы.

      Молодой человек устремился вперед и снова оказался, сам не понимая каким образом, на вершине бордюрного камня.

      – Роза, – спросил он, – у тебя что-то болит?

      – Нет, – ответила девушка, отрицательно замотав головой, – дело в том, что я вспомнила.

      – Что! Ты вспомнила? И о чем же?

      – О том, как я жила в прошлой моей жизни, – ответила она.

      – Бог мой! – сказал Людовик. – Не сошла ли ты сума?

      – Нет. Знаешь, я вспомнила, как я жила в той прекрасной стране, когда была совсем ребенком и, как Виржиния, лежала в гамаке, а в это время моя кормилица, добрая негритянка по имени… постой! О! У нее было такое странное имя!.. Ее звали… Даная!.. Так вот, я вспомнила ту песню, которую пела мне эта добрая негритянка по имени Даная, качая меня в гамаке.

      И Рождественская Роза запела на мотив колыбельной, делая усилие, чтобы вспомнить первые слова, которые с трудом, но все-таки всплывали в ее памяти:

      Баю-бай, спи дитя, закрывай же глазки,

      Мамочка тебе споет и расскажет сказки…

      Людовик посмотрел на Рождественскую Розу с огромным удивлением.

      – Подожди, подожди, – продолжила девушка.

      А корабль, что там плывет, дитятку родному

      Много рыбок привезет и подарков много…

      – Роза! Роза! – вскричал Людовик. – Поверь, ты меня пугаешь!

      – Подожди, подожди! – сказала Роза. – А ребенок ей отвечает:

      Эта песенка плохая, не хочу я спать.

      Я хочу плясать…

      Мать

      Ты шалишь опять!

      Лучше замолчи, не серди меня.

      Глазки закрывай, слушай плеск ручья…

      – Роза!