Каждый новый день. Дэвид Левитан

платье, все в оборках. Мне казалось, оно такое изысканное.

      – Уверен, это было классное платье, – говорю я.

      Она пихает меня в бок.

      – Прекрати издеваться. Дай дорассказать.

      Я прижимаю ее руку к своей груди. Наклоняюсь и быстро целую ее.

      – Продолжай, – прошу я.

      Мне нравится ее слушать. До сих пор никто не рассказывал мне о себе. Обычно приходится самому обо всем догадываться. Я ведь понимаю, что любой, рассказав мне что-то, вправе ожидать, что я запомню его рассказ. А я не могу дать такой гарантии. Нет способа проверить, остается ли что-нибудь в памяти хозяина того тела, которое я покидаю. И как ужасно, должно быть, сначала довериться человеку, а потом в нем разувериться! Мне не хочется быть за это в ответе.

      Но сейчас, с Рианнон, я не могу устоять перед желанием выслушать ее.

      И она продолжает:

      – Так что забираю я свое «бальное» платье, и наступает очередь мамы. Удивительно, но она тоже решила надеть платье. Никогда прежде я не видела ее такой нарядной, в самом деле. И вот что изумило меня больше всего: это не я в итоге оказалась Золушкой, а она.

      Они обращались с нами, как с настоящими моделями. Одна девочка захотела лимонада, и они побежали и принесли ей лимонад. Я попросила кока-колы, и мне принесли кока-колу. После того как мы выбрали себе наряды, нам сделали макияж и все такое. Я думала, что мама взбесится, но ей все это действительно нравилось. Они поработали над ней совсем немного, просто чуть подкрасили. И ведь этого хватило. Она была очень хорошенькой. Я знаю, сейчас в это трудно поверить. Но в тот день она выглядела как кинозвезда. Все остальные мамы-участницы делали ей комплименты. А затем началось само шоу, и мы дефилировали по подиуму, и все нам аплодировали. Мы с мамой улыбались, и это все было по-настоящему, понимаешь?

      Нам, конечно, не отдали эти платья. Но я помню, как на обратном пути мама постоянно повторяла, что я была просто великолепна. Когда мы вернулись домой, папа смотрел на нас, как на иностранок. Что интересно, он решил нам подыграть. Вместо того чтобы коситься все время, он называл нас «мои супермодели», просил повторить для него шоу в нашей гостиной. Что мы и сделали. Было так смешно! Вот и все. Тот день закончился. Я не думаю, что мама хоть раз с тех пор пользовалась косметикой. И я вряд ли стану супермоделью. Но тот день почему-то напоминает мне сегодняшний. Может, потому, что он тоже был не похож на все другие дни?

      – Да, наверное, – говорю я.

      – Просто не верится, что рассказала тебе все это.

      – Почему?

      – Потому. Не знаю. Это звучит так глупо, когда рассказываешь.

      – Нет, это звучит так: мой самый лучший день.

      – А как насчет тебя? – спрашивает она.

      – А я никогда не участвовал в шоу «Дочки-матери», – отшучиваюсь я. Хотя, если честно, я был участником нескольких таких шоу.

      Она легонько хлопает меня по плечу.

      – Нет, ты расскажи о другом твоем дне, который был бы похож на сегодняшний.

      Я сканирую память Джастина и узнаю, что он переехал в город в возрасте двенадцати лет. Значит, все, что