Золотой камертон Чайковского. Юлия Алейникова

какое-то время после замужества она еще работала в какой-то лаборатории. Может, в поликлинике? – предположила неуверенно Мария Александровна. – Она не любила говорить о работе, считала ее непрестижной.

      – Скажите, а вы знали, что у Модеста Щеголева был золотой камертон, принадлежавший прежде самому Чайковскому?

      – Золотой камертон? Что-то не припомню, – вновь задумалась Мария Александровна. – Нет, не знала.

      Значит, Анна Альт работала в лаборатории, и романчик у нее со Щеголевым все же был, радостно потирал ладони Евграф Никанорович, покидая квартиру Марии Бессоновой. Сопрано оказалась бесценным источником информации.

      Оставалось еще допросить Гудковского и Минкина.

      – Что, с кем был роман у Модеста? – нервно сжимая и разжимая ладони, переспросил Исаак Борисович. Евграф Никанорович наведался к Минкину прямо в антракте концерта. Тот, счастливый, возбужденный, в концертном фраке, с охапкой букетов в руках, легко впорхнул в свою гримерную и растерянно замер на пороге, заметив сидящего в углу на стуле Евграфа Никаноровича.

      Капитан, приземистый, кряжистый, в старом потертом пиджаке и давно не глаженных брюках, плохо вписывался в окружающую среду. Зеркало в обрамлении ярких ламп, пестрые афиши, напыщенные портреты известных артистов с дарственными подписями, цветы в вазах, вышитая старинная ширма в углу, кресло с резными подлокотниками возле туалетного столика. Изящный мир искусства. Поэзия. Евграф Никанорович же являл собой яркий образец наискучнейшей прозы. Серой, повседневной, лишенной искры привлекательности.

      – Зд-драсте, – пугливо поздоровался Исаак Борисович, неосознанно пятясь к двери.

      – Добрый вечер, товарищ Минкин, заходите, – пригласил музыканта Евграф Никанорович. – Проходите, вам же отдохнуть нужно в антракте. А я займу вас всего минут на пять, не больше, – пообещал капитан.

      Минкин бочком вошел в гримерную, прикрыв за собой дверь.

      – Скажите, у Модеста Щеголева был когда-нибудь роман с Анной Альт?

      Этот простой вопрос поверг Исаака Борисовича в длительный ступор.

      – Возможно, не сейчас, а в прошлом? – подтолкнул его Евграф Никанорович.

      – Понятия не имею. Я, видите ли, не слежу за личной жизнью коллег. Я сам не женат, у меня мама болеет, – пояснил свою позицию скрипач. – А со Щеголевыми и Альтами я встречаюсь крайне редко, только по большим праздникам или в сборных концертах. У меня мама болеет, я должен за ней ухаживать и не могу надолго оставлять ее одну.

      – Что-то серьезное? Она у вас не ходит? – сочувственно поинтересовался Евграф Никанорович.

      – Нет, отчего же? – неожиданно обиделся Минкин. – Ходит, разумеется. И даже выходит на прогулки.

      – А что же у нее тогда?

      – Просто слабое здоровье. Сердце, давление, слабость, ей требуются повышенная забота и внимание, – с вызовом ответил Минкин, и Евграф Никанорович взглянул на него с жалостью.

      – Значит,