По ту сторону Нила. Николь Фосселер

искоса, полуприкрыв глаза.

      – Да, прошлым летом, – отвечал тот.

      Сивый жеребец, которого одолжили юноше на конюшне Гивенс Гров, спокойно вышагивал рядом с покорной, как овечка, лошадкой, на которой в костюме каштанового оттенка восседала Ада, все еще не вполне уверенно державшаяся в седле. Гладди, которого длительные перебежки утомляли теперь быстрей, чем раньше, казалось, был благодарен им обоим за неспешный темп прогулки. Пес то весело трусил впереди, то вдруг принимался петлять, уткнув нос в землю.

      – Правда? – удивилась Ада. – Я тоже. И когда именно?

      – В июле, – отвечал Саймон.

      – О, а я только в августе, – улыбнулась она.

      – Жаль, – вздохнул Саймон.

      Что-то невысказанное чувствовалось в его голосе, что заставило Аду покраснеть и еще крепче вцепиться в поводья.

      – И как тебе понравилось в Уффици?

      – Здорово, – кивнул Саймон.

      На этот раз кровь бросилась в лицо ему. Ни за что на свете не признался бы он Аде, зачем ездил во Флоренцию на самом деле. Созерцание шедевров старых мастеров входило в его планы в последнюю очередь. Поэтому он поспешил задать следующий вопрос, прежде чем Ада успела перейти к подробностям:

      – А в Неаполь ты заезжала?

      – Да, но всего на несколько дней, – кивнула Ада. – А в Риме, в Риме ты был?

      Сесили закатила глаза и дала шпоры своей серой кобыле. Ройстон припустил следом на рыжей, любимой лошади лорда Грэнтема.

      – Был ли ты там-то и там-то, да, я тоже, видел ли то-то и то-то, да, я тоже… – передразнила она. – Неужели и мы часами несли такой вздор, когда знакомились?

      – Нет, – уверенно мотнул головой Ройстон. – Ты уже на второй день обзывала меня самонадеянным, дерзким снобом. И то, что я слышал от тебя в дальнейшем, было не многим лучше.

      – И поделом! – зло воскликнула Сесили. В своем черно-синем костюме, в украшенной белым пером шляпке она походила на амазонку. – Ты набросал мне в волосы целую горсть репьев, пока мы гуляли по лесу. Мне понадобилось несколько часов, чтобы их вычесать. Знаешь, как было больно!

      Губы Ройстона, от природы изогнутые в форме купидонова лука, скривились в усмешке.

      – Такой я выбрал способ донести до тебя, как ты мне нравишься.

      – Мило, ничего не скажешь, – выдавила сквозь зубы Сесили.

      Она почти шипела, как кошка перед тем, как выпустить когти.

      – А чего ты хотела? – поднял брови Ройстон. – Чтобы я, как четырнадцатилетний подросток, воспевал твои прелести в стихах у тебя под балконом?

      – Хотя бы!

      – Тогда ты бы просто высмеяла его, – вставил, скаля зубы, Томми.

      – Пожалуй, – согласилась Сесили, гордо задрав нос. – Тем не менее я бы этого хотела.

      Ройстон в отчаянье повернулся к Лену.

      – Послушай, у тебя случайно нет еще одной сестры, ну… которую ты до сих пор от нас прятал… Такой, чтоб как две капли воды походила на Сис, но была бы со мной поласковей.

      Сесили издала