Название | Молодежь в городе: культуры, сцены и солидарности |
---|---|
Автор произведения | Коллектив авторов |
Жанр | Культурология |
Серия | |
Издательство | Культурология |
Год выпуска | 2020 |
isbn | 978-5-7598-2208-0 |
Поиск свободных от политических коннотаций терминов привел ученых к понятию тусовки[13] (понятие использовалось и самой молодежью), которая рассматривалась как молчаливое игнорирование государственной власти путем создания альтернативных социальных пространств, помогавших преодолеть отчуждение между молодежью и обществом, возникшее в результате социального перелома. В недрах тусовок развивается эстетика стеба, породившая «циничные провокации» и перформансы – изюминку разговора новых молодежных журналов середины – конца 1990-х со своими аудиториями [Omelchenko, 1999]. Отдельные виды субкультурных и неформальных активностей существовали и до перестройки (например, стиляги 1960-х годов, хиппи 1970-х, движение КСП), но именно конец 80-х и начало 90‑х годов прошлого века отмечены настоящим бумом неформальной активности [Семенова, 1988; Топалов, 1988; Пилкингтон, 1992; Pilkington, 1994; Омельченко, 2004а]. Российская молодежь начала осваивать культурные молодежные сцены, используя разные стратегии включения, как классического типа – имиджи и практики «чистых», хотя и адаптированных к локальной специфике, субкультурных образцов, так и миксовые культурные формы. В конце 1990-х годов появились первые социологические публикации о российских молодежных «субкультурах» [Исламшина, 1997; Костюшев, 1999; Омельченко, 2000б; Pilkington, 1994; Щепанская, 1993], где субкультурная идентичность представлялась в терминах выбора жизненного стиля, а не классовой принадлежности/происхождения, что было характерно для западного дискурса.
Дальнейшее описание развития культурных молодежных практик этого периода будет в основном построено на результатах совместного проекта «Глядя на Запад: принятие и сопротивление образам Запада провинциальной российской молодежью»[14], в котором были зафиксированы самые яркие приметы того времени. Проведенный анализ российских субкультурных идентичностей показал, что их разнообразные презентации с трудом помещаются в рамки отдельных, замкнутых стилей. Самым важным маркером, с помощью которого сами молодые люди определяли свою культурную ориентацию, было отнесение себя к продвинутой (иногда – прогрессивной, альтернативной) или нормальной (обычной) молодежи. Эта самоидентификация начинает нами использоваться для характеристки двух основных культурных стратегий,
12
Термин «неформалы» перестал ассоциироваться с оппозицией формальным молодежным организациям, но был реанимирован в конце 1990-х молодежными тусовками: его использовали для характеристики всех альтернативщиков,
13
Тусовки стали заметным явлением в конце 1980-х годов в центральных частях российских городов. Первоначальный смысл – аутентичная культурная молодежная группа/компания, ядром групповой идентичности которой являлся стиль: субкультурная стилистика или более широкий стиль, альтернативный мейнстримному (в музыке, кино, литературе). Тусовки отличались локализацией и коллективной замкнутостью на «свой круг». Члены тусовки необязательно происходили из привилегированных социальных слоев, но их претензии на пространство в центре свидетельствовали об ориентации на восходящую мобильность и об открытости внешнему миру, а также о нежелании участвовать в «разборках» территориальных группировок городских окраин.
14
Исследование проводилось в 1997−2000 гг. в Ульяновске, Самаре и Москве. Руководители: Хилари Пилкингтон и Елена Омельченко (при поддержке фонда «Leverhulme Trust», Великобритания). По результатам проекта опубликована книга «Looking West? Cultural Globalization and Russian Youth Cultures» [Pilkington, Omelchenko et al., 2002] и ее русский перевод «Глядя на Запад: Культурная глобализация и российские молодежные культуры» [Пилкингтон, Омельченко и др., 2004].