Кто ты, человек?. Семён Морозков

пытаться оказать первую помощь пострадавшему, медиков уже вызвали.

      – Нельзя сюда никому, – повторил Сахаров.

      Лейтенант распорядился:

      – Так, Синицын, Пятаков, приказываю выставить охранение у литерного вагона с обеих сторон состава в пределах обоюдной видимости. Еще из оцепления одного с собой возьмете. Что бы ни происходило – до моего личного указания от вагона ни ногой. Даже ссать и срать – и то на месте. Выполнять! В смысле – в охранение.

      Он нервно улыбнулся. Невольная грубоватая шутка немного сняла напряжение.

      – Есть! – милиционеры спешно направились в сторону состава.

      Лейтенант сосредоточенно продолжал:

      – Мы с вами, товарищ Сахаров, попробуем вытащить пострадавшего.

      – А мне-то что делать? Мальчонку жалко, – напомнил о себе стоявший рядом пожилой водитель ЗИС-а.

      – А вы не уходите, пожалуйста, товарищ. Ждите указаний. По ситуации.

      – Ну, я тут и есть. Покурю тогда, – и старик присел на подножку автомобиля. Что– то бормоча себе под нос, спокойно закурил.

      Лейтенант и Сахаров осторожно полезли в котлован. И тут духоту прорвало, начался сильный дождь, вспыхнула близкая молния, раскатисто шарахнул гром. Шел оползень котлована, пришлось отказаться от немедленных действий и не спускаться на самое дно. Решили подползти к краю, ограничиться детальным осмотром.

      – Это – песочные часы. Время вскоре закончится, и понять не успеем, – просипел лейтенант.

      Возможно от раската грома, тракторист внизу пришел в себя и громко застонал. Из его левого бока торчал металлический штырь. Через мгновение парень повернул голову и вновь потерял сознание. Было очевидно – долго не протянет. Если срочно не доставить в больницу – умрет до приезда саперов. Дай бог, чтобы успели… Толя пытался в темноте рассмотреть лицо. Оно показалось знакомым. Он где-то его сегодня видел. Мелькнула мысль: «нет, невозможно. Показалось». Сахаров представил, как стало страшно пришедшему в себя на какое-то мгновение парнишке. Одной лишь тени сознания достаточно, чтобы почувствовать близость смерти и абсолютное собственное бессилие перед ее властью, безграничной и безразличной холодной мощью.

      Сейчас Толя не думал о своих любимых книгах и механизмах. Его не мучил и всегдашний утомительный вопрос «что есть жизнь», он лишь видел беззащитного хрупкого человека, только начинающего жить.

      Я чайка

      Его крылья уверенно резали потоки воздуха…

      Сахаров подумал: «интересно, какая я теперь чайка. Наверное, речная. Седая чайка – да. Есть же такая. И я тоже седой почти». Вдали горят на солнце купола все еще не до конца разрушенных церквей. Кружу высоко над стеклянной от солнца Волгой, а вон и Ока – сестричка ее. Уже чуть подернуло осенним цветом леса, еще не холодно, но уже закурились дымки из отдельных труб. Как свободно, как стремительно, как легко, вот она – жизнь, Господи мой Боже! Да, тут можно свободно вспомнить о нем – никто внизу не услышит. Я высоко-о-о-о!!!