Кто ты, человек?. Семён Морозков

зев. Вот и рыба. Я же сам таких ловлю. Батюшки. Как же это такое может быть?

      «А стану тогда лучше рыбой», – подумал Толя.

      Я рыба

      Ого, теперь я сам съем этого червяка. О-о-о-п. Так вот. Вокруг пузырьки, рачки, теперь поплыву глубже, где потише. Вот здесь, под корягой, будет хорошо. Интересно посмотреть. Что-то тянет меня вбок, какая-то красная пуговица рванула мимо меня. Поплавок. Я же позабыл о нем. Попался сам.

      Лечу-у-у! Вижу длинное удилище, на конце маленький человечек. Зеленый брезентовый купол на голове. Откинул прочь – так это же Андреич! Батюшки, я что же теперь, в коптильню, а только потом в порт? А как же моя посылка с книгами? Так не пойдет…

      Бью хвостом вправо, влево и опять вправо. Больно! Оборвав губу, шлепаюсь обратно в реку. Глухой удар, но острая тень проносится над самой водой.

      Опять лечу!

      Дышать не могу, хочу обратно в воду. Мутно все – воздух режет глаза. Где-то внизу, кажется, труба хлебозавода, вот вдалеке прямоугольники знакомых полей. Седая чайка, должно быть, схватила меня у самой воды. Вот незадача.

      Да что ж такое? Я – Толя Сахаров, я – человек, такого не бывает. Врешь, не возьмешь просто так Сахарова!

      Стану-ка я чайкой.

      Литерный 14 «А»

      Странная нумерация вагона не требовала объяснений для его обитателей. Он шел сразу после вагона-ресторана, минуя несуществующий тринадцатый. Доступ пассажиров к четырнадцатому «А» был строго воспрещен. Далее пятнадцатый – почтовый, тоже без пассажиров. В шестнадцатом, последнем вагоне состава, ехали пассажиры с билетами из Москвы до Омска. На каждой станции, начиная с самой Москвы, у четырнадцатого вагона выставлялась внешняя охрана из двух сотрудников милиции.

      Поскольку окна были закрыты и зашторены, а внутреннее освещение было весьма тусклым, в литерном царил полумрак. В вагоне находились три человека.

      На стене привычно белело «Постановление Совета Министров СССР от 13 сентября 1951 г. № 3476-1616 Положение о военизированной охране первой категории».

      На зеленом металлическом ящике сидел старший по возрасту и по званию охранник. Глядя в одну точку, он напряженно жевал бутерброд. Фуражка тарелочкой лежала на коленях. Проплешина и чуть примятые по окружности его головы седые волосы говорили о долгих годах, проведенных на казенной службе. Поочередно приподнимая желтые от табака то левый, то правый ус, он старался, чтобы ни одна крошка не попала мимо рта. Юный рядовой крепко спал, примостившись на железном ящике внизу, у наглухо зашторенного окна. Он громко сопел. Третий парень весьма крепкого телосложения уже пятнадцать минут кряду то отжимался от пола, то подтягивался под выступающим краем багажной полки.

      – Товарищ командир, разрешите обратиться? – пыхтя от натуги, начал было спортсмен.

      Через пару минут он повторил попытку:

      – А что, Акимыч, молчишь? Не дернуть ли нам… так сказать… по маленькой?

      – Да Господь с тобой, сержант Вяткин, все бы тебе дернуть, а еще физкультурник.

      – Да