Русская недвижимость. Рассказы – 3. Ельцмаксимир

объяснять со знанием дела: – Такой товар, дед, надо лицом показывать. Сейчас домой, в ванной обмоем, на балконе просушим, а завтра утречком на рынок.

      – Сами торгуете или помогает кто?

      – Помогает. Самим некогда.

      "Оно понятно, чем заняты," – усмехнулся дед, и почувствовал, как этот смешок шевельнул в нём какое-то странное чувство, напоминающее зуд, только внутренний, где-то под желудком, отчего захотелось хохотнуть и икнуть одновременно. Икнул. А смешок остался.

      Кузьма Кузьмич попытался заглушить его матерком. Пожевал губами.

      – И не жалко вам тех, у кого картошку выкапываете? – в голосе деда прослушивались нотки душевной боли. Но его оборвали.

      – А тебе?

      – А что мне? – не понял дед. – Я…

      – Хма, мы не ты. Мы совесть имеем, – сказал парень на пассажирском сидении. – Мы полностью участки не выпахиваем. Два-три мешочка и шабаш. Людям тоже жить надо… – И не совсем дружелюбно посмотрел на деда, чем-то напомнив взглядом своего зверя на груди. – Это ты, вон, как оборзел. Ископал у людей пол участок. – И отвернулся.

      Дед на полуслове поперхнулся.

      Ха! – его же и отлаяли. Ты смотри, какая сознательность…

      Крутанул головой и почувствовал, что злость и негодование на парней как будто бы приугасли. Глаза даже зачесались – не заплакать бы. И эти чувства ещё больше обнажили внутренний зуд. Кузя Кузич, задавливая подпирающий хохоток, наполнился воздухом и выпустил его неаккуратно.

      Пассажир посмотрел на него, но мягче, дёрнул уголком губ.

      – Что, старый, расслабился?

      – Ага, – шмыгнул носом Кузя Кузич и спросил, чтобы как-то отвлечься от своего внутреннего состояния: – Машина с ремонта или только что купили?

      – Да нет, старая.

      – А чё без номеров?

      – Хм, посмотришь на тебя, старый, вроде бы не новичок в картофельном деле, а таких вещей не понимаешь. Кто ж на дело идёт с номерами? Сейчас вот и повесим.

      Выгружали картошку у сарая. Даже внести помогли в него. Тот, что отлаял, снисходительно посоветовал напоследок:

      – Ты, батя, ("Ага, сынок нашёлся!") больно-то не наглей, совесть имей. Постольку с одного участка не копай. Поймают – больно бить будут. Ты на руки хоть и шустрый, да на ногу можешь не поспеть, – хохотнули. – Ну, пока. Не поминай лихом.

      На прощание "чудовище" на майке "сынка" как будто опять ощерилось и подмигнуло глазом.

      И укатили. Оставили Кузю Кузича в смешанных чувствах.

      Воры, паразиты, жуки-бекарасы! – а вот, вишь, как. Прибить их мало, и в то же время рука не поднимется, вроде бы и не за что: и картошку ему нагребли в кули, и подвезли, и отчитали. Всё как будто бы в меру.

      Как с ними бороться?

      Шёл домой, смеясь и плача.

      – А никак, – сказала Вера Карповна, когда он рассказал ей, как вместе с бекарасами у себя самого картошку воровал.

      Он лежал на диване, а она ставила ему на спину, на вафельное полотенце в три слоя, нагретые на газовой плите два обломка кирпича. От ударного труда на воровском поприще, казалось, радикулит ещё более обострился. Перенапрягся, кажись.

      – Кузич,