Как живется вам без СССР?. Лариса Бабиенко

осетр. Самые жирные на земле собаки. Котят иногда на рукавицы держим. Живет еще гусь. У меня дикий гусь с собакой оленей загоняют. Прижился Васька у моего чума.

      Наконец-то Лэми Худи утомился от собственной скороговорки.

      – Тебе куда ехать? В Панаевск? Тогда вместе едем…

      – Это далеко?

      – Как до Шанхая пешком. Одинаково.

      Анна чуть не шлепнулась на пол от удивления:

      – Ну и ну!..

      – Значит, к Валентине едешь!

      – Кто такая Валентина?

      Лэми Худи вытащил трубку из рта и изумленно уставился на гостью.

      – Не знаешь, однако?

      Он порылся в карманах, вытащил какую-то бумажонку.

      – Вот, гляди!

      – Что? – не поняла Анна.

      – Подпись, однако. Валентина – директор совхоза. У нас миллион триста гектаров пастбищ. Представляешь? А я оленевод…

      Ночью солнце гуляло по Салехарду, как днем, и мало кто в разгар лета тут спит как в центральной России.

      – Завтракала? – спросил Лэми Худи.

      Он открыл чемодан, кинул на постель майки, трусы, достал огромную рыбину, порезал, лучшие куски сунул Анне.

      – Ешь, твоя держаться надо. «Аннушка» – плохой самолет. Я приехал за дочкой, наши дети часто в лесной санаторной школе на юге живут. Сейчас отвезу ее в тундру. Ты, наверно, врач? Едешь проверять наших людей?

      Конечно же, Анна автоматически кивнула и залюбовалась девочкой, которая сидела на койке. Тоненькая, с косичками, с умными глазами, девочка охорашивалась перед крошечным зеркальцем, застегнув в волосы ярко-красную заколку.

      – Как тебя зовут?

      – Майяне.

      – В каком классе учишься?

      – В седьмом.

      – Книжки любишь?

      Девочка вытащила из сумки «Айвенго», рассказала о простом парне, который на охоте отморозил ноги, таких несчастных у северных народов прежде отстреливали, чтоб не сидел на шее. Но благодаря тому, что везде в стране уже были открыты школы, парень выучился и стал капитаном корабля.

      – Пора к самолету! – скомандовал Лэми Худи и быстро пошел вперед.

      «Аннушка» действительно изводила своих пассажиров, то и дело ныряя к каждому озерку, будто хотела понюхать все ромашки на их берегах.

      – Держись, еще полчаса терпеть! – подбодрил неопытную пассажирку ненец.

      – Прилетели? Наконец-то Панаевск?

      – Ты что? – воскликнул Лэми Худи. – Это Яр-Сале пока. Вон звероферма, большие деревья. Дальше на Харасавее ни одного дерева. Оленевод, чтоб чай подогреть, черный мох в огонек подкладывает. Вон райком, видишь?

      – Вижу, – сердито буркнула гостья, потому что этот райцентр и впрямь с другим не спутаешь: дома на сваях, дорога – широкий деревянный настил – тоже на сваях. Под настилом плюхает зеленая жижа.

      – И захоронения наши, однако, на сваях, – добавил ненец, кивнув на горку, на которой возвышалось скопление каких-то длинных ящиков. – Вечная мерзлота, – вздохнул Лэми Худи. – Совсем не хочет человека эта земля, ни живого, ни мертвого.

      – Панаевск где? –