Травля: со взрослыми согласовано. 40 реальных историй школьной травли. Светлана Владимировна Моторина

на грани, не может работать с другими детьми и хочет уволиться. Далее была бессвязная череда советов нам самим поработать с дитем и вообще с ним хоть иногда общаться, сводить к психологам, так как весь класс теперь все знает о нашем сыне, у него нет друзей и он не может налаживать контакты, занимает позицию жертвы и много-много других экскрементов про недоделанного ребенка и его никудышных карьеристов-родителей.

      Как же так получилось, спросите вы? Очень просто. У стен есть уши, и оставались сочувствующие мне родители. Они мне и рассказали про тайную вечерю, на которые нашу семью никто не приглашал. Марьиванна нашла несколько особо лояльных жилеток, в которые поплакала о том, как ее мучают и объявила (почему-то только им) о своем уходе. Никакого заявления об увольнении при этом не последовало. Во всех проблемах обвинила меня с мужем и еще одну девушку, периодически не соглашающуюся с методами, применяемыми к ее ребенку. Девушку зовут Оксана, и ее история в этой книге тоже есть. На той же встрече с избранными была дана нелицеприятная характеристика нашего ребенка как будто бы на основе выводов психолога (хотя еще за неделю до события ребенок был неординарной личностью, контактным, с кучей друзей, и таких бы детей в классе еще двадцать пять, а не одного). В общем отомстила за все сразу. Опечаленные родители пошли к Розе Марковне. Та отчиталась, что, между прочим, беседы с некоторыми родителями провели. И выяснилось, что проблемы у одного единственного ребенка, у Ярослава. А значит, и виноват в этом сам Ярослав и его нервные родители. И кроме того, в классе есть дети-провокаторы, которых вообще не стоит брать в расчет. Так родилась идея письма-поддержки безвременно увольняющегося учителя.

      Это второе письмо в итоге я подписала, хотя со мной почти дрались, чтобы не дать мне его в руки. По тексту оно имело ноль отношения к письму первому, рассказывало о том, как трудится Марьиванна во благо наших детей (с чем я тогда еще была согласна). Потом еще дня два защитница угнетенных педагогов все в том же поучительном тоне звонила мне и вопрошала, зачем я подписала письмо, если я такая ……, и вообще не пойти ли нам в частную школу, раз все не нравится (что не нравится? уже все начинало снова нравиться). Дальше пошла стандартная грызня в чате из серии политических диванных войн, где было совершенно бессмысленно рассказывать, как выглядела хронология событий, что про выгнать особенного мальчика речь не шла, что учителя никто не третировал, а всего лишь три раза пообщались, и что никто не сомневался в ее профессионализме. Нас с мужем не слышали. На этот момент уже весь класс был обзвонен, настроен и обработан. Из десяти подписавших первое письмо только четверо остались при своих убеждениях, несколько человек (видимо не выдержали прессинга) побежали каяться учителю (в чем?), и рассказали, как именно я ввела их в заблуждение и силой ораторского искусства убедила подписать. Напомню, ни идея собрания у школьного двора, ни идея первого письма мне не принадлежали. Во всей этой истории единственное, о чем, я жалею до сих пор,