Иван – дурак. Ксения Ветер

сказав это, он слышит снаружи собачий лай.

         Ваня бросается к окну и видит, как какая-то ободранная серая шавка прыгает вокруг их новенькой машины.

         Хвостом шавка не виляет, но явно не случайно забрела во двор и не собирается уходить.

         Никогда в жизни Ваня не мечтал о собаке.

         Если это сон – утром он уже не увидит эту противную псину, если нет – лай ничтожная плата за машину и классную куртку. Он достает из кармана ключи, несколько раз нажимает кнопки брелка, открывая и закрывая машину, и каждый раз она отвечает ему коротким сигналом и миганием фар. С каждым разом ему становится тревожнее.

      – А я не останусь у разбитого корыта? – спрашивает Ваня запоздало, оборачиваясь.

         В комнате уже никого нет.

         ***

         Остаток ночи Ваня расставляет по местам стулья – к счастью, ни один не сломан; складывает на полки раскиданные древности, стараясь соответствовать табличкам – хотя совсем не уверен, чем отличается один кусок ржавого металла от другого. Он несколько раз обходит залы, придирчиво осматривая на предмет погрома, и только убедившись, что всё более-менее похоже на то, что было вечером, выключает и кладет на место найденный в маленькой комнате фонарик.

         Кофе в его кружке давно остыл, микроволновки нет, и Ваня выливает бурую жижу – может себе позволить в честь безумной ночи, снова ставит чайник и делает новую кружку кофе, с несколькими полными ложками сахара. Пьет он на этот раз неспешно, подолгу дуя на жидкость, осторожными глотками, и всё равно успевает выпить три чашки. Он пытается стереть запись с камер наблюдения, и не уверен, что достигает успеха – программисты, продумавшие управление камерами с полсотни лет назад, наверняка слышали об "интуитивно понятном интерфейсе" меньше творцов интернет-игр.

         К счастью, вряд ли пенсионер Василий Петрович лучше него пользуется техникой.

         Куртка лежит на столе рядом, с головой выдавая его продажность, и Ваня то и дело косится на неё и осторожно гладит рукава и отвороты. Его несколько раз тянет в сон до утренней смены, и перед глазами вспыхивают события ночи – обнаженная женщина, золотые волосы, молния и черный седан. Они тают, всё больше и больше похожие на сон, с каждым часом ближе к рассвету. Василий Петрович сменяет его в девять ровно, как и всегда не опаздывая ни на минуту.

      – Без происшествий, – зачем-то говорит ему Ваня, выдавая себя с головой.

         Тот не обращает внимания на его прокол, только кивает и идет мимо, к подсобке. Может, Ване повезет, и он действительно ничего не заметит. Ваня наскоро моет и ставит на место свою кружку, переодевается, уступая смену дневному сторожу, берет свой пакет, куртку и спешит к выходу. Принесенные бутерброды он так и не съел.

         Куртка не исчезла с первыми лучами рассвета, не растаяла и машина – стоит там же, на рисунке от удара молнии, превратившемся в грязноватую лужу. Ваня подходит к ней, насторожено осматривая вблизи, и, конечно, разбирается в машинах не так здорово, как Лешка, но в состоянии оценить – тачка у них что надо. Он снова несколько раз нажимает кнопку брелка, открывая