Нуманция. Елена Турлякова

не позволяла. Марций осел на землю, прижимая руки к груди, а Лелий, обхватив его рукой за горло, сдавил руки в замок, удобно укладывая подбородок противника на локоть. Зашептал на ухо поверженному врагу разбитыми губами:

      – Всё равно она будет моей… Рано или поздно… И ты сам увидишь это… из нас двоих… она… она меня предпочтёт… И я у неё буду первым… Я первым возьму твою рабыню, а ты останешься с носом. Ведь это всё, что у тебя есть… – Усмехнулся, сжимая локоть, и Марций захрипел, задыхаясь кровью.

      – Лелий! Лелий, ты что? Ты же задавишь его! Остановись! Что ты делаешь? Что делаешь?

      Подлетевшие легионеры и офицеры начали разнимать их, растягивать тиски рыжего центуриона. Показался трибун:

      – Драку устроили! А ну как палок всем прикажу выдать! Это что такое? Прекратить!

      Лелий поднялся сам, а Марция подняли деканусы. Он стоял, стирая кровь с разбитого калигом лица, шипы сапога сорвали кожу на щеке и на подбородке.

      – Это кто здесь у нас такой? – Трибун вышел в свет горящих костров. – Марций? Лелий? Центурионы? Вы что, с ума посходили? Какой пример для подчинённых! Сейчас легату доложу, и получите палок!.. Что, Марций, совсем пьяный, что ли? – Смотрел прямо в глаза, но центурион выдержал взгляд, даже жестом не ответил на вопрос. – Пораспустились! Чем соображаете? – кричал, а сам смотрел на Марция.

      Все молчали, лишь когда трибун ушёл, загомонили, разводя оппонентов в разные стороны.

      – Если бы не трибун, Марций… – подал голос Лелий. – Я бы тебя удавил…

      – Всё-всё, успокойся… Хватит! – Деканусы отвели его в сторону, подальше в темноту.

      Марций стоял, опустив гудящую голову, смотрел в чёрную землю, сжимая виски кулаками.

      – Ну, как ты? – спросил центурион Фарсий. – Всё нормально? До себя доберёшься? – Марций качнул головой. – Придёшь к себе, помоешься, отоспишься, и всё будет нормально… Сегодня не дежуришь? – Снова покачал головой. – Ну вот и хорошо! Иди!

      «Будь проклят тот день, когда ты появилась у меня!..»

      Ацилия и Гай встречали его с огромными глазами удивления и ужаса.

      – Господин… – запричитал старый Гай, видя кровь, рабыня, ошеломлённая, стояла рядом со светильником в руке, возвышаясь над сидящим на триподе центурионом.

      – Дай воды! – приказал, и раб метнулся на улицу. На Ацилию он не смотрел намеренно, стирая из-под носа выступающую кровь, она шла быстро и капала на пыльную кирасу и тунику у горла.

      – Вы голову запрокиньте…

      Но он лишь бросил на нее короткий, пренебрежительный взгляд, и Ацилия поджала губы, решив про себя, что больше не скажет ни слова.

      Вернулся Гай с бронзовой миской в руках, стал мокрой тряпкой стирать кровь с лица господина.

      – Отдай ей!

      Ацилия задрожала, не зная, как это делать, неловкая, несмелая. Он морщась отодвинул её руку и прямо глянул снизу вверх, выговаривая:

      – Ты вообще ничего не умеешь!

      – Извините… – Она опустила руку и отвернула голову,