Аккорд. Александр Солин

жестокость без причин

      Химер, что держат, приручая:

      Налейте чай мне, мисс Элин

      В цветную чашку из Китая.

      Там, красным небом озарен,

      Лик дамы гордой и притворной,

      В чьем взоре щелью бирюзовой

      Экстаз с наивностью явлен.

      Налейте чай мне, мисс Элин… *)

      Внимательно выслушав, Лина воскликнула:

      "Ого! Мне даже нечем крыть!"

      "А вы и не кройте. Просто идите и дышите этим чудным воздухом. Смотрите, красота какая!" – наполнившись вдруг всепозволительной отвагой, перешел я на покровительственный тон.

      Мы вышли на "Чистых прудах", обошли пруды и вернулись к ее дому недалеко от Архангельского переулка. К тому времени я уже успокоился и нашел верный тон – почтительный тон бывалого человека. Оказалось, я знал то, чего не знала она, и на всякую ситуацию у меня находилась история, которую я внушительно предварял словами: "Между прочим, со мной тоже было что-то подобное…" После каждой истории Лина молча и уважительно смотрела на меня, а я ободряюще ей улыбался. Когда пришли, я сказал, что завтра в шесть у меня игра, и спросил, не хочет ли она поболеть. Да, можно, подумав, согласилась она, но тогда ей до шести придется быть в институте. Впрочем, она сделает вот что: съездит домой, а к шести вернется.

      "А после игры я вас, естественно, провожу!" – подвел я черту под нашей сделкой.

      "Давай на "ты", – милостиво пожелала она.

      "Давай!" – подхватил я на лету брошенную мне сахарную кость.

      Я ехал домой и ликовал. Меня приняли! Приняли таким, какой я есть! И кто принял – гордое, прекрасное, капризное создание, за которое я готов был голову сложить! Это был восторг, восторг и еще раз восторг! То, чем я последние два дня завороженно любовался и что щедростью не превосходило милостыни, сегодня принадлежало мне полтора часа. Ее лицо, ее глаза: неужели я буду смотреть в них завтра и послезавтра, и через неделю, и через год, а если бог даст, то и до самой смерти?

      Назавтра, дождавшись, когда я выйду из раздевалки, она сказала:

      "Я, конечно, в баскетболе ничего не смыслю, но мне кажется, ты хорошо играешь! Между прочим, многие девчонки за тебя болели!"

      "А ты?"

      "Ну и я, конечно…"

      Потом была сессия и крепнущая взаимность моей избранницы. Конечно же взаимность, конечно! Иначе, зачем ей было каждый раз звонить и интересоваться, как я доехал? Зачем каждый вечер говорить со мной по телефону на ночь глядя, если мы недавно расстались? Зачем жаловаться, что завтра экзамен, а она ничего не знает? Зачем сетовать на глупую Верку, которая приезжает к ней якобы готовиться, а вместо этого без умолку болтает? С какой стати звонить мне утром и просить погулять с ней вечером, так как она совсем не бывает на свежем воздухе? Я приезжал, она выходила, и я всякий раз столбенел, глядя, как она несет мне навстречу свои веретенобокие, тесногрудые, увенчанные медовым капюшоном волос достоинства. Как шелковисто струится и колышется на ней переливчатое платье, в которое как в разноцветную обертку заключены конфетные