Жернова времени. Константин Кураленя

отпустили. Видимо, люди на фронте очень нужны. Второй месяц воюю. Сорок процентов личного состава поменялось, а мне хоть бы хны, – разговорился парень, перейдя на чистый русский язык.

      Я слушал украинского парубка и думал о том, что мало кто из начавших войну в сорок первом закончит её в сорок пятом. Статистика, мать её етит!

      – Ну что, очухался? – перебил я словоизлияния старлея. – Пойдём в тепло.

      У входа в блиндаж маячили две приникшие друг к другу тени. При нашем приближении они отпрянули в разные стороны. Я подтолкнул зазевавшегося Ваню и прошёл мимо влюблённых, словно ничего не заметил.

      – Жора, вы там слишком не налегайте, завтра с утра бой, – услышал я за спиной голос Кретова.

      – Не переживай, командир, всё будет в порядке. Сапоги дорогу знают, – ответил я, не задерживаясь.

      Утро следующего дня выдалось хмурым и неприветливым. Низко над головой гуляли тяжёлые тучи. Свежий ветерок гонял по полю клубы белого снега.

      – Пурга будет, – сплюнул под ноги Валера.

      – Ну и хорошо, немец в такую погоду воевать не любит, – жизнерадостно прихлопнул руками в меховых рукавицах Серёга.

      – Вон командир бежит, сейчас обрадует, – недовольно сообщил Валера.

      Парень был явно не в духе. И отчего бы это?

      – Будем брать Максимово, – переведя дух, выпалил подбежавший командир.

      И вновь наша «тридцатьчетвёрка» мчится навстречу разрывам и пулемётной стрельбе. Вновь поднимаются со штыками наперевес солдатские цепи. Молоденькие лейтенанты сорванными на морозе голосами, подгоняя замешкавшихся бойцов, кричат свои первые в жизни матерные слова. А где-то недалеко в тылу приникли к прорезям пулемётных прицелов такие же молодые ребята. Но им дан другой приказ, стрелять не по фашистам, а по своим. Если, не дай бог, они не выдержат этого ада и побегут в тыл. Заградотряды войск НКВД претворяли в жизнь директиву Ставки «Ни шагу назад!».

      Когда я сказал, что наша «тридцатьчетвёрка» мчится вперёд, то немного приукрасил. Густо падал снег. При такой видимости мчаться мы никак не могли. Мы ползли со скоростью, позволяющей нашим пехотинцам не отстать.

      – «Коробочка-5», ты где? – раздался в наушниках голос комбата.

      – Ответь ему, что скоро будем у околицы Максимова, – крикнул Саша стрелку-радисту.

      – Командир батальона, к которому ты прикреплён, просит не ждать пехоту, а ударить по огневым точкам и обеспечить прорыв в село, – передал комбат.

      – Понял! – крикнул Кретов. – Серёга, а ну-ка наддай!

      Дома у околицы села неожиданно вынырнули из-за снежной стены.

      – Жора, любишь из люка смотреть? – повернулся ко мне Саша. – Сейчас самое время. Давай, а то Серёга совсем ничего не видит. Как бы не прозевать чего.

      Я выбрался наверх и уселся на краю люка. Сухой колючий снег нещадно сёк лицо. Прикрывая ладонью глаза, я вглядывался в проступающие сквозь снежную круговерть дома и строения. А это что?

      – Командир, – крикнул я, нырнув в люк. – Впереди на полпервого в хлеву немецкий танк.

      – Сергей,