Крепость души моей. Генри Лайон Олди

теперь в семье старший, мне перед отцом отвечать.

      Сжал ручищу в кулак, выдохнул:

      – Эх! Хорошо, что отец не видит! Пойдемте, учитель.

      На сей раз старик раздумал поправлять бывшего ученика.

      12:12

      …стекло не он разбил, и рогатка не его…

      – Не пустишь, значит?

      – Шамиль Рустамович!

      – Не пустишь? – тихо, без выражения повторил Чисоев-старший. – Меня не пустишь?

      – Шамиль Рустамович! – парень, бледней смерти, подался вперед. Приложил руку к сердцу: – Простите, ради бога! Что я могу сделать? Артур Рустамович велел: никого. Вася про вас спросил, так он даже отвечать не стал…

      Забор был трехметровый. Ворота сияли новым металлом. Парни, стоявшие у калитки, загораживая проход, походили на два мебельных шкафа. Александр Петрович хмыкнул: два шкафа, один сейф. Кто кого?

      Внутри, за оградой, урчал мотор самурая. Японца пропустили, как родного.

      – Ты меня, Стас, знаешь, – сказал Чисоев-старший. – Убить не убью, но больно будет. Очень больно, да.

      Стас развел руками:

      – Не надо, Шамиль Рустамович! При исполнении мы. С оружием…

      И добавил, морщась:

      – Простите! Самому тошно!

      – Тошно ему…

      Шамиль отступил на шаг, сжал кулаки.

      – Чисоев! – напомнил о себе бывший классный руководитель. – Не вздумай!

      Шамиль выругался, не стесняясь присутствием учителя. Прищурился, запрокинул голову, ударил взглядом в безоблачное небо:

      – Артур! Дун Шамиль йиго! Гьалъул магiна щиб? Ты, засранец! Решил, что у тебя больше нет брата? Дида мун битiун вичiчiанищ?

      Парни отшатнулись – крик был страшен. Громыхнуло, отразившись от ворот, эхо: резкое, жестяное. Казалось, небеса ответили Шамилю ржавой грозой. Александр Петрович едва сдержал усмешку. Силен, Чисоев, силен! Здоров орать, депутат!

      Откашлявшись, Шамиль добавил вполголоса:

      – Минута – шестьдесят секунд. Жду, потом ухожу.

      – Гiедегiуге, брат. Оставайся, гостем будешь.

      Старик вздрогнул. Артур Чисоев объявился тихо, как кот.

* * *

      – …Это мои дела. Мои!

      – Плохо говоришь, брат. Злое говоришь…

      – Мои! Не тефтель, справлюсь. Ты врача вези из Израиля, Лившица. Пусть сюда летит, не надо Вику беспокоить. Этим и поможешь. С остальным я сам разберусь.

      – Почему сам? Меня гонишь, не пускаешь, да? Перед учителем срамишь?!

      – Не гоню, брат. Стройка, экскаватор там. Чаю не выпить, гостя не накормить. Вы меня, Александр Петрович, простите, не узнал сразу. Очень рад вас видеть. Шамиль, ты зачем такого уважаемого человека побеспокоил? Вы нас извините, пожалуйста. Сейчас скажу, нам стол во флигеле накроют. Посидим, закусим, как полагается…

      Александр Петрович слушал, не перебивая. Перед глазами был школьный коридор, белые двери классов, высокие окна. И мелкий шкодник, пытающийся уйти от ответа. Стекло не он разбил, и рогатка не его, и вообще.

      – Надо было позвонить, Шамиль. Предупредил бы, я бы тебя встретил.

      – Как