Временник. Том I Судный день. Влади́слав Цепеш

государстве – ААА!!! испугались? Глаза протрите, слезятся ж, – так как? а, конечно – сказочные земли то есть, они на то и сказочные, чтоб в жизни не существовать, али быть, но за тыщу вёрст и ещё столько же по сто раз, а это, считай, как и нет их вовсе. В таких краях чудеса и случаются порою, иначе откуда фантазий такое обилие у мудрецов и не только? Не могёт человек, ну, не способен он, извертеться в своих умениях так, чтоб в думах создать такое, чего на свете не бывает, не взяв в основе правду. Виверна – змий с птичьими крыльям; василиск – петух пополам с ящером – всё едино: выдумка на правде основана. Вот оттого и есть же такие чудеса в писаньях, что видали далече отсюдова, да так далеко, как и нет того. Хе-хе, рифмоплёт из меня паршивый всегда был. Барышня услыхает красноречивую балладу и дёру! Смеху остальным, а мне плачь. А за девчатами я гоняться начал в десять лет, когда выглядел на все двадцать. Чудо! Да, скорей колдовство, по словам народа. Злые языки! Чтоб им издохнуть! хотя – они уже. Так я ещё не сказал о житье нашем. Хуторок, а может, деревня крохотная, как удобней кому будет, в дважды по сто вёрст и ещё столько же, то есть все четыреста вёрст от столицы стояла, и энто самый близкий город к нам! Забавно, правда? А мы, семья моя, значится, жили с краешку, и полное право имели говорить: моя хата с краю – потому что правда! Вот так. Домишко худой, старый, будто вкрученный в землю каким велетом, прошедшим незаметно под покровом ночи. Мох на крыше. Хозяйство зато имелось. Почва плодородная, и живность прокормит, и нас, ещё на продажу немного останется. А скота – целых пятьдесят голов! В то время, как у всего нашего селенья – сто голов. Вроде и хорошо, скажите, да не тут-то было, во! Кхе-кхе. Прошу прощенья, дайдите кусочек ткани рваной на платок. Благодарю. Вроде и хорошо, но не совсем. Растолковываю. Хотя, чего говорить много? Долго плохо тоже. Нет? Ладно. Одно, в общем, слово – зависть. Зависть породила и слухи, как всегда то бывает. У других добро, не потому что они старались, корчились, работали и зарабатывали в трёх поколениях, а потому что подпись на бумаге богохульной поставили, козла задобрили, души протеряли, давайте разносить слова эти гнусные средь людей – во как думали. Батько мой разумный был, конечно, и уважали его другие селяне, да токмо всем глупить в своё время положено. Ой-на! Ля-ля-ля! Зло, сгинь! Думается, не мы души продали, а те, с огнём и вилами, подчинились демонам. Страха было! Глядите сюда – сниму немного перчатку, серебрится рука, по локоть серебрится. Далеко ещё в истории моей до приобретения, но потеря уже случилась, глазом не моргал с год, хромаю и по сей день, с клюкой хожу. Ха! Проводы были, что надо! С огоньком! Эх! Ох-ох-ох! Страсти и ужас. Ну, возможно ли, чтоб разумная тварь такой жестокой была? Примите в разум, я говорю «тварь» не навроде унижения, а лишь ради того, дабы показать, что они сами про себя говорят, будто бы созданы богом – тьфу! – твари земные. Жгли всё и вся. Отец мой дуру дал, конечно, с той бабой, но всё ж несоизмерима месть с проступком! А мать моя… О, несчастная женщина! Беги с парубком пятнадцати лет, что глядит на тебя глазами взрослого мужчины, беги не оглядываясь!