Осколки маминой любви. Оксана Озкан

оказалась на полу, без одежды, без движения. Лишь пятна крови на ногах и животе и боль, которая заставляла сохранить злость и ненависть, которая впоследствии годами не позволяла девушке заснуть, дали понять, что произошло.

      – Вставай и одевайся. От этого ещё никто не умирал. Если Светке расскажешь, убью.

      «От этого никто не умирал», «Ты жива», «Ты что-то чувствуешь, значит существуешь»… Наверняка, воины, сражавшиеся за Родину, слышали подобное от своих учителей, проговаривали про себя эти слова и были кому-то благодарны.

      Прошло несколько дней после случившегося. Ком тоски и глубокого отчаяния, густо закрашенный серостью пустоты, снова подкатывал к горлу девушки тупым молчанием. Назревала новая вспышка семейного скандала. Мария понимала, что мама вернулась с работы не в настроении, и что-то должно произойти. Девушке хотелось избежать всего этого, исчезнуть, провалиться сквозь землю, что было невозможно так же, как «уйти в свою комнату», как это было заведено у ее сверстников: у Марии не было комнаты.

      – Да, я уволился, ну и что? Найду другую работу! – из кухни раздавался заплетающийся от алкоголя голос отчима.

      – Я думала, что наша жизнь изменится! А ты бросаешь кобылий воз на меня! Я не чувствую себя женщиной рядом с таким убожеством, как ты! Какой ты, к чёрту, мужик, если не можешь заработать копейку и принести в дом! Да о чём я вообще, когда у тебя даже член не стоит! – не сдерживая злобы с надрывом в голосе прошипела Светлана, за что получила пощечину, потом ещё одну. Потом послышались тяжелые звуки ударов, коротких визгов и глухих, но отчаянных криков матери Марии. – Ну давай, мужик, еще ударь, ты только на это и способен.

      Мария забрала свидетеля этой сцены – своего брата – и увела во двор. Владимир не хотел уходить и оставлять взрослых наедине в непонятном для него происходящем спектакле: его отец впервые за долгие годы жизни в браке с его матерью позволил себе поднять на нее руку. Александр, всегда спокойный, невозмутимый и понимающе молчаливый, выбил в тот день Светлане два зуба. Его уволили за пьянство. Каждый день после произошедшего между ним и его падчерицей, мужчина оставался на работе до позднего вечера и напивался. Камеры наблюдения на его предприятии не раз были просмотрены начальством. Многократные разговоры с директором, сплетни коллег и их призывы оставить пагубную привычку приходить на работу с похмелья и оставаться в цеху после рабочего времени наедине с бутылкой не остановили мужчину. Он словно хотел убить себя, стараясь выпить каждый день больше прежнего. А теперь он был вынужден искать новую работу, остаток времени проводить дома, сталкиваясь лицом к лицу с Марией.

      – Прости меня, девочка, – как-то сказал Александр своей падчерице.

      Мария молчала. Не зря говорят, «молчание – золото»: отставляя обидчика, с которым не хочется вступать в диалог, наедине с самим собой, мы даем ему право выплеснуть весь накопленный им яд, а себе оставляем возможность