Ормедея. Тайна одной женщины. Малхаз Джаджанидзе

Мари, зардевшись. – Нет, ты, – повторила она, отлично помня тот вечер, бешеного Дато и диковинную силу, толкнувшую ее к нему. Это и не поцелуй был, а попытка заговорить, запечатать губами вулкан.

      Все случилось три дня назад, по возвращении из Батуми. Их родной – второй – корпус университета закрыли на ремонт, лекции проходили в одной из школ Дигоми[13]. Троллейбус, как обычно, пронесся мимо – вредный водитель вычислил студентов с правом бесплатного проезда, – и к метро шли пешком. Они не держались за руки, но шли как пара, плечом к плечу. Дато старался развеселить Мари: та была не в духе всю дорогу от птичьего рынка, куда они завернули после лекций поглазеть на зверушек. Среди пестрой разноголосицы к ним пристала цыганка: «Боря гадает, Боря гадает», – качала она локоть с попугаем.

      – Развлечемся! – предложил Дато и дал цыганке мелочь.

      – Не надо… – не успела возразить Мари, словно предчувствуя что-то.

      «Боря гадает, Боря гадает», – скребла одетая в пестрые лохмотья женщина у птицы за макушкой, и та, поводив клювом над коробкой со скрученными листами, вынула один.

      – Что тут у нас, – развернул бумажку Дато. – Сколько веревочке ни виться, а конец есть…

      Он перечитал написанное про себя, хмыкнул и сказал тоном одураченного простофили:

      – Что за чепуха? Это же поговорка. Давай новую!

      – Новая монета – новая бумажка, родной, – ухмыльнулась цыганка, но, почувствовав угрозу, забормотала: – Боря не пустомелит! Сказал – конец будет, значит, перемены грядут; старому – обрыв, новому – дорога! Подари еще мелочь, Боря всю правду растолкует!

      – Оставь! Пойдем отсюда! – потянула друга за рукав Мари.

      С той минуты она была не в своей тарелке. И зря Дато дознавался причины: чем крепче он наседал, тем больше мрачнела Мари. Она любила. И любовь в ней верила глупой птице и видела в предсказании угрозу своему счастью. Такова любовь юной девы: все принимает на свой счет. Оказавшись пленницей нового сильного чувства, своенравная Мари злилась. Злилась на себя и на своего спутника – причину сердечной неволи.

      А Дато этого не понимал. Из кожи вон лез, желая высечь улыбку на каменном лице той, кого обожал больше всего на свете. Так и шли: молчаливая Мари и излишне говорливый Дато. Шли, пока не встретили на дорожке парка незнакомку в берете. Она спешила и едва успела улыбнуться Дато, когда тот посторонился, уступая путь.

      – Ты зачем ее обрадовал? Зачем между нами пустил? – взорвалась Мари, когда особа на мгновение разлучила влюбленных. – Она сейчас знаешь какая счастливая?

      – Счастливая? – решил пошутить Дато. – Пойду и я со счастливой девушкой погуляю!

      Он картинно сделал два шага вслед разлучнице. И тут же пожалел.

      – Презираю! – кричала оскорбленная любовь голосом Мари. – Все кончено, слышишь?! Все вы одинаковые! Ничего, однажды и я так смогу! – закусила она губу и прибавила шаг. Дато стоял, как после удара молнии. После бросился догонять возлюбленную.

      Шутки кончились. Зачем было жить, если Мари его презирала?

      Он судорожно искал повод доказать свою любовь. На мосту почти кинулся в Куру[14],

13

Дигоми – периферийный район в северной части Тбилиси.

14

Кура – русское название реки, известной в Грузии как Мтквари; протяженность от истока (Армянское нагорье в Турции) до устья (Каспийское море) – 1364 км.