Владимир Высоцкий. Жизнь после смерти. Виктор Бакин

с хрипинкой несется,

      И наглая надпись:

      «В продаже – Высоцкий».

      Володя,

      ах, как тебя вдруг полюбили

      со стереомагами

      автомобили!

      Толкнут прошашлыченным

      пальцем кассету,

      и пой,

      даже если тебя уже нету.

      Торгаш тебя ставит

      в игрушечке-«Ладе»

      со шлюхой,

      измазанной в шоколаде,

      и цедит,

      чтоб не задремать за рулем:

      «А ну-ка, Высоцкого крутанем!»

      Володя, как страшно

      меж адом и раем

      крутиться для тех,

      кого мы презираем!

      Но, к нашему счастью,

      магнитофоны

      не выкрадут

      наши предсмертные стоны.

      Ты пел для студентов Москвы

      и Нью-Йорка,

      для части планеты,

      чье имя – «галерка»,

      и ты к приискателям

      на вертолете

      спускался

      и пел у костров на болоте.

      Ты был полу-Гамлет

      и полу-Челкаш.

      Тебя торгаши не отнимут.

      Ты наш…

      Тебя хоронили,

      как будто ты – гений.

      Кто – гений эпохи.

      Кто – гений мгновений.

      Ты – бедный наш гений

      семидесятых,

      и бедными гениями

      небогатых.

      Для нас Окуджава

      был Чехов с гитарой.

      Ты – Зощенко песни

      с есенинкой ярой,

      и в песнях твоих,

      раздирающих души,

      есть что-то

      от сиплого хрипа Хлопуши…

      …Киоск звукозаписи около пляжа.

      Жизнь кончилась.

      И началась распродажа.

      Ст. Куняев задает вопрос: в самом деле, почему торгаши и шашлычники (в числе и других слоев населения) выбрали себе кумиром Высоцкого?

      Опираясь на ранние стилизации «блатных» песен Высоцкого, оппонент на протяжении нескольких лет будет писать о том, что «бард ради эстрадного успеха, ради красного словца не щадил наших национальных святынь»; «у него нет ни одной светлой песни о России, о ее великой истории, о русском характере, песни, написанной любовью или хотя бы блоковским чувством»; «надрыв этого человека – окончательный разрыв с идеалом, в лучшем случае замена его правилами полублатного коллективизма…».

      Опасаясь слыть «белой вороной», Куняев приводит в своих статьях выдержки из «писем-размышлений».

      «Если внимательно проанализировать тексты песен Высоцкого, – пишет москвичка В. Лобанова, – то налицо опошление образов русской истории, сказок… Ирония и издевательство – вот характерные черты этих песен. Тем не менее популярность велика, а ведь это страшно. Страшно за людей, хотя они здесь мало в чем виноваты, – это реакция на совершенно безликие песни профессиональных авторов».

      В. Малов: «Видишь, как получается, – вроде песня о дружбе, а учит недоброму чувству подозрительности, превосходства одного над другим. Я смело утверждаю – песни Высоцкого даже