Ох уж эта Люся. Татьяна Булатова

мы не ругались, – Люся пыталась избежать осуждения.

      – И что, дальше вы жили душа в душу?!

      – Жить вместе не было никакой нужды. Валя завалила первый же экзамен, но не особо расстроилась: позвонила родителям и сообщила, что домой не вернется…

      – Это откуда же в ней взялась такая самостоятельность?

      – Да не было никакой самостоятельности! Тарас же нас разыскал.

      – И вытащил ее из окна, – подсказала подруга.

      – Точно! Девчонки, хоть Валю и невзлюбили, выгонять не стали. Вот она целыми днями на подоконнике и висела. И пока я экзамены сдавала, – Люся лукаво улыбнулась, – Тарас ее и нашел.

      – Дальше понятно: он предложил ей руку и сердце.

      – Насчет руки и сердца не знаю, но кое-что предложил. Причем на Томкиной кровати. В общем, был скандал.

      – С Тамарой?

      – И с Тамарой, и с комендантом, и, в очередной раз, с тетей Ниной.

      – Ну теперь-то они живут счастливо?

      – Теперь они не живут: Тарас спился, Валя много работает, вся больная.

      – То есть чуда не произошло?

      – Видимо, нет, – нехотя призналась Петрова, горой стоявшая за справедливость.

      Ну уж если за справедливость, то иногда Люся в Айхал звонила, с Валей разговаривала, точнее, слушала. А подруга юности даже иногда отправляла Петровой письма. С фотографиями: в центре – толстая блондинка с крутым перманентом и вытаращенными глазами, вокруг нее – великовозрастные дяди-дети уголовной внешности, чьи мизинцы украшали золотые печатки с крупными камнями.

      Свои фотографии Люся ей не отправляла.

      Об Одессе Петрова всегда рассказывала с воодушевлением, что и понятно – молодость. На вопросы о личной жизни с готовностью отвечала:

      – Знаешь, я такая наивная тогда была, мне всегда казалось, что парням нравиться не могу, что они со мной дружат.

      – Это медики-то дружат?

      – У тебя какое-то извращенное представление о нашей профессии.

      – Минуточку, не вы ли рассказывали, как девчонки на свидание с морячками в окна прыгали, а потом под утро возвращались? Не всегда же в Одессе было лето.

      – Ну, во-первых, не все прыгали. А во-вторых, мне особо некогда было – я работала.

      – То есть вы не прыгали?

      – Я? Нет.

      – Значит, кроме Павлика, и вспомнить нечего?

      – Ну почему же?

      Петрова хитро улыбалась и потягивалась.

      Был Владик. Студент-старшекурсник. Номенклатурное дитя с правильными представлениями о жизни. Суть этих представлений сводилась к постоянному соответствию родительским пожеланиям: халат – белый, диплом – красный, жена – скромная.

      Иногда Владик отступал от заданного курса и двигался по направлению к тем, кто с готовностью, без ужимок, соглашался поделиться с ним радостью. Естественно, плотской.

      В институтской среде любовником Владик слыл отменным: нежным и обстоятельным. Но Петрова ничего об этом не знала, потому что весь первый семестр трудилась