Варшавская мелодия. Леонид Зорин

но его это не спасло. (Неожиданно.) Что бы вы сделали, если б я не пришла?

      Виктор. Явился бы в общежитие.

      Геля. Это хорошо. Это значит – у вас есть характер. Почему вы стали такой серьезный? Лучше мы переменим тему. Теперь вы знаете, что я сирота и меня обидеть нельзя. Как надо правильно – обидеть или обижать?

      Виктор. Можно и так и так.

      Геля. И так и так – нельзя. Нельзя обижать.

      Виктор. Я ведь – тоже. У меня и матери нет.

      Геля. Бедный мальчик… И он убежден, что счастливчик.

      Виктор. Конечно, счастливчик. Это уж факт. Сколько не дожило, а я дожил. Полгода в госпитале и – вот он я. На углу Герцена и Огарева.

      Геля. Витек, ни слова больше про войну. Ни слова.

      Виктор. Договорились: миру – мир.

      Геля. Если б я знала, вы бы минуты не ждали на этом вашем углу.

      Виктор (щедро). Вот еще… Вы опоздали по-божески. Я приготовился ждать полчаса.

      Геля. Так много?

      Виктор. Девушки это любят.

      Геля. Але то есть глупство. Просто глу-пость. Зачем испортить настроение человеку, если ты все равно придешь. Я читала: точность вежливость королей.

      Виктор (с лукавством). И королев.

      Геля. Каждая женщина – королева. Это надо понимать раз навсегда.

      Виктор. Вы хотите сказать – понять раз навсегда.

      Геля. Добже, добже. Вы всегда лучше знаете, что я хочу сказать.

      Свет гаснет.

      Снова свет. Пустой зал. Переговорный пункт. Доносится голос, усиленный микрофоном: «Будапешт, третья кабина. Будапешт на проводе, третья кабина».

      Виктор. С кем ты собираешься говорить?

      Геля. Если пан позволит, с Варшавой.

      Виктор. А точнее?

      Геля. Пусть это будет тайна. Маленькая тайна освежает отношения.

      Виктор. Рано ты начала их освежать.

      Геля. Это никогда не бывает рано. Это бывает только поздно.

      Виктор. В конце концов, это твое дело.

      Геля. На этот раз пан прав.

      Виктор (оглянувшись). Здесь не слишком уютно.

      Геля. Зато тепло. Когда будут страшные морозы и мы совсем превратимся в ледышечки, мы будем сюда приходить и делать вид, что ждем вызова.

      Виктор. Тебе надоело ходить по улицам. Я тебя понимаю.

      Геля. Витек, не унывай. Мы нищие студенты. Я бедненькая, зато молоденькая, и у меня… как это… свежий цвет лица.

      Виктор. Обидно, что я не в Москве родился. По крайней мере был бы свой угол.

      Геля. Я охрипла. Я не знаю, как буду разговаривать.

      Виктор. Совсем не охрипла. Голос как голос.

      Геля. Ты не знаешь, меня лечили два дня. Меня закутали в два одеяла. Потом мне давали чай с малиной. Потом аспирин. Потом я пылала. Как грешница на костре. Потом я не выдержала и сбросила с себя все. Это был восторг. Я лежала голая, ела яблоко, Вера играла на арфе – все было словно в раю.

      Виктор. Жаль, меня там не было.

      Геля. Старая история. Стоит создать рай, появляется черт. Ты и так во всем виноват. Из-за тебя я потеряю голос и погублю свою карьеру.