Варшавская мелодия. Леонид Зорин

не изменился.

      Виктор (деловито). Надо придумать, куда идти?

      Геля. Сегодня придумывать буду я. Мы поедем к Юлеку.

      Виктор. К какому Юлеку?

      Геля. Есть такой ресторанчик «Под гвяздами». Это значит – под звездами. Под самым небом. Даже слышно райское пение. То поет Юлек Штадтлер.

      Виктор. Ну что ж, я давно уже не слышал ангелов.

      Геля. Оттуда видна вся Варшава. И вся Варшава туда стремится.

      Виктор. Мы можем не попасть. Сегодня – воскресный вечер.

      Геля. Не беспокойся. Ты ведь – со мной.

      Виктор. В самом деле. Я еще не привык.

      Геля. Постой… Это действительно – ты?

      Виктор (негромко). Я, Геля, я…

      Свет гаснет.

      Вновь – свет. «Под гвяздами». Столик за колонной. Виктор и Геля. По другую сторону колонны, очевидно, находится зал, в котором и сидят посетители. Оттуда доносятся пение, шум и смех.

      Геля. Я не предупредила Юлека, что мы приедем.

      Виктор. Здесь еще удобней. Нас не видят, а мы видим всех.

      Геля. Тебе здесь нравится?

      Виктор. Этот Юлек симпатяга. Сколько ему? Сорок пять?

      Геля. Приблизительно.

      Виктор. Мне нравится, что здесь все по-семейному, что он присаживается за столики и болтает со всеми, как со старыми приятелями.

      Геля. Так оно и есть.

      Виктор. Но почему он все время курит? Певцу вроде бы не рекомендуется.

      Геля. Штадтлер выше правил.

      Виктор. Кто этот усатый старик, который все пишет?

      Геля. Он журналист. Он здесь сочиняет все свои статьи.

      Виктор. Мне кажется, здесь все знают друг друга. Нас встретил пан Гавлик. Мы отправили вещи, а сами решили пройтись, посмотреть Варшаву. Пан Гавлик здоровался с каждым встречным.

      Геля. Я не знаю пана Гавлика.

      Виктор. Зато он знает тебя. «Пани Модлевска! О, пани Модлевска!»

      Геля. Какой он милый, пан Гавлик.

      Виктор. Очень милый, очень вежливый, очень веселый.

      Геля. Сколько достоинств у одного Гавлика.

      Виктор. И очень неожиданный, ко всему. По пути мы зашли в костел послушать хор мальчиков, – он немедленно преклонил колена.

      Геля. В конце концов, веселые верующие не хуже молитвенно настроенных атеистов.

      Виктор. Он показался слишком остроумным для такого благочестия.

      Геля. Ах, Витек, моя родина так сочетает иронию и религиозность, что не сразу поймешь – ирония прикрывает религиозность или религиозность – иронию. У поляков большая душа. Там для всего найдется местечко.

      Виктор. У поляков еще и отличная память. На каждом шагу я вижу доски: «Здесь пролилась польская кровь».

      Геля. Так. Мы многому научились, но ничего не забыли. Выпьем, Витек.

      Виктор. За что?

      Геля. За хорошую память.

      Слышно, как поет Штадтлер. Некоторое время они молча его слушают.

      Ты теперь носишь галстуки.

      Виктор. Да, ты меня приучила.

      Геля. Может быть, в этом и