Идеаль. Фредерик Бегбедер

жевала “Хуббу-буббу” с арбузным ароматом. У нее были удивительно тонкие руки и длиннющие пальцы – под стать ногам (но более многочисленные). Не моргнув глазом она опрокидывала одну рюмку водки за другой. Ей хватало глотка апельсинового сока, чтобы залить вспыхнувшее пламя. “I am cellulite free!”[19] Я сказал, что ее ноги как две стрелы, пронзившие мое сердце. Она не поверила, и правильно сделала. А жаль: поверь она мне, я, быть может, тоже бы взял и поверил. А так я упорно гнул свое:

      – Спасибо поезду с жесткими койками за то, что он привез меня к тебе…

      – Не надо ля-ля, – смеялась она.

      – Я приехал в Нижний за тобой, лежа на простынях из наждачной бумаги, которые расцарапали мне спину, хоть и не так глубоко, как твои когти…

      – Ля-ля-ля.

      – Я приехал, чтобы похитить тебя с берегов Волги…

      – Ля-ля.

      – Ладно, допей и закати мне french kiss.

      – Ля…

      – Не подумай, что хвастаюсь, но в данный момент я холост. Такого случая тебе больше не представится, беби.

      – Ль…

      Она была в два раза меня моложе, то есть в два раза искреннее. Я плел небылицы, надеясь, что во мне что-то проснется. Пытался убедить себя, что работаю, она же во мне видела обычного секс-туриста. Я рассчитывал, что оттолкну ее своей вульгарностью и тогда все пройдет безболезненно. Когда Таня покинула меня на заре или, скорее, когда я отпустил ее, не взяв телефона (именно так прощаются в наши дни – забыв записать несколько цифр), я бросил на нее прощальный взгляд в полумраке, словно пытался запомнить тающие контуры ломкого силуэта и ее тень на занавесках, освещенных предрассветными лучами. Я с нетерпением ждал, когда она отчалит, исчезнет из моей жизни, чтобы наконец вдоволь поскучать о ней. Мне претила ее строгость, я злился, потому что узнавал в ней себя – бедного маленького хищника-мифомана с иссохшим сердцем. Когда она холодно сказала мне по-французски “Au revoir”, – я почувствовал, как во мне поднимается волна тоски и благодарности. Я выбежал из номера, но увидел только, как захлопнулась дверца лифта, уносившего от меня ее печальную усталость, синяки под глазами и “Шанс” от “Шанель”. Я спросил:

      – Почему вы все душитесь “Шансом”?

      Она улыбнулась:

      – I gave you one chance, you've just missed it[20].

      Тогда я парировал в постыдном приступе лиричности:

      – I hate you[21].

      Мне бы сказать спасибо: Таня дала мне понять, что неумение страдать – это тоже страдание. Потом я записал:

      Ненавижу лифты —

      Уезжаешь в них ты.

      14

      Ой, да у меня таких историй хоть отбавляй. Аня, Юнна, Мария, Ирина, Евгения, Марта, Галина… я разбирал этих сказочных принцесс по косточкам, терял их, избегал, удерживал, забывал, классифицировал, производил селекцию, шорт-листовал, сравнивал, снобировал, соблазнял, отвергал и тосковал по ним… Работа есть работа: сначала красоту надо пригубить, потом

19

“У меня нет целлюлита!” (англ.)

20

Я дала тебе шанс, а ты его потерял (англ.).

21

Ненавижу тебя (англ.).