Айза. Альберто Васкес-Фигероа

образ Айзы Пердомо. Однако ни болтовня тети, ни даже щебетанье кузин, которые случайно тоже оказались дома, не смогли ее развлечь, и тогда Виолета – в их семье женщины по традиции всегда носили имена, обозначавшие цвета[20], – сделала ей замечание.

      – Что с тобой? – поинтересовалась она. – Ты весь вечер словно сама не своя и почти не притронулась к еде. – Она лукаво улыбнулась: – Видно, влюбилась в Маракае?

      Селесте отрицательно покачала головой и в какое-то мгновение чуть было не рассказала о происшествии, но передумала: у нее появилось ощущение, что это дело касалось только ее.

      – Конечно же нет, – ответила она, пытаясь уйти от темы. – Просто возникли кое-какие проблемы в имении. Угоняют скот.

      – Индейцы?

      – Эти меня не волнуют. Время от времени крадут пару коров, чтобы прокормиться, однако это несерьезно. Проблема в другом – в организованных бандах, которые угоняют сразу двадцать или тридцать голов и переправляют их в Колумбию. День ото дня они все больше наглеют, а попытаешься дать им отпор – выйдет еще хуже. В прошлом месяце они ранили пеона. Всадили ему пулю в колено и на всю жизнь сделали хромым.

      – Ты сама виновата, – заявила тетя Энкарнасьон, которая уже тысячу раз об этом твердила. – Имение «Мадре» не по плечу женщине. Тебе следовало бы его продать и переехать в Каракас или в Европу и жить себе как королева. Ты без толку прожигаешь жизнь. А главное – ради чего! У тебя даже нет детей, которые когда-нибудь сказали бы тебе «спасибо» за то наследство, которое ты им оставишь! – Она на секунду замолчала и сказала с явным намерением уколоть племянницу: – Ты уже не девочка, Селесте, и если упустишь время, никогда не сможешь его наверстать.

      – Разводить коней мне интересно, – сухо ответила та. – Ничего другое не доставляет мне большего удовольствия, чем мое занятие. – Она покачала головой, налила себе рома в высокий стакан и начала пить медленными глотками, смакуя, поскольку это было первый раз за вечер. – А что я нашла бы в Каракасе? Или в Европе? Мужчин, готовых «развлечь» сельскую жительницу, от которой разит конюшней? Наряды, в которых я буду как кайман в крахмальных юбках? Утонченную публику, которая станет надо мной потешаться? – Селесте сделала очередной глоток и почувствовала себя лучше. – Нет уж, тетя… – добавила она. – Я себя знаю, выше головы все равно не прыгнешь, вот льянос и лошади – это мое.

      – И ром.

      Селесте подняла стакан и посмотрела на просвет:

      – И ром, это правда. Это единственное, что скрашивает жизнь, не требуя ничего взамен.

      – Погоди, еще потребует. Вспомни-ка своего отца. И дядю Хорхе…

      К чему их вспоминать? Какой вред от нескольких стаканов рома, когда жаркие ночи становятся бесконечными или когда во время полуденной дремы воображение начинает жить своей жизнью и устремляется к конюшням – на поиски Факундо Каморры, который был настолько невероятно одарен, что ему ничего не стоило проникнуть в нее

20

Имя Селесте (исп. «celeste») переводится как «лазурная», Виолета (исп. «violeta») – как «фиалковая».