Айза. Альберто Васкес-Фигероа

морды.

      – Иди сюда! – крикнула она Айзе. – Подойди поближе! Не бойся.

      Айза поддалась на уговоры – ее мать и братья за ней наблюдали – и робко погладила животных, которые позволили ей почесать им лоб и провести рукой по спине.

      – Ведь правда красавцы? – допытывалась Селесте.

      – Очень красивые.

      – И умные. На ранчо есть один такой, что каждое утро перемахивает через изгородь, сует морду в окно моей спальни и будит меня. – В улыбке женщины сквозила печаль. – Но он уже стар. С каждым днем ему все труднее перескакивать через ограду. Это-то и плохо в лошадях: ты не можешь к ним слишком привязываться, зная, что однажды их потеряешь.

      Айза не ответила.

      Она продолжала машинально гладить животное и при этом не отводила взгляда от буланого, который держался в стороне.

      – А с тем что не так? – спросила она.

      – Возможно, его не сумели усмирить. Или же у него с головой не все в порядке. Или у него просто-напросто дурные наклонности. Такое иногда случается!

      Девушка ничего на это не сказала. Она как-то очень пристально продолжала смотреть на коня и вдруг, словно сама не осознавая, что делает, шагнула в его сторону.

      Заметив это, метис заволновался.

      – Не делайте этого! – взмолился он. – Я же вам сказал, что этот негодяй опасен.

      Но Айза как будто его и не слышала: она продолжала стоять, не сводя взгляда с коня, который поднял голову и в свою очередь воззрился на нее.

      В течение нескольких мгновений, показавшихся бесконечными, они так и стояли и смотрели в глаза друг другу, и никто из присутствующих не пошевелился и не проронил ни слова, словно все вдруг поняли, что происходит что-то необычное – что-то такое, чему они не в силах дать объяснение.

      Затем, очень медленно и продолжая глядеть на Айзу, буланый двинулся с места, словно какая-то неодолимая сила влекла его к девушке, которая ждала его в полной уверенности, что не подвергается опасности.

      Подойдя ближе, животное остановилось и покорно склонило голову, позволив себя приласкать.

      На равнине стало так тихо, что казалось, звенит в ушах, и на несколько волшебных секунд время словно замерло, а женщина-девочка полностью подчинила себе волю животного.

      Затем она повернулась и пошла назад, а конь следовал за ней по пятам, будто послушный пес или ягненок.

      Человечек, сигара которого успела где-то безвозвратно исчезнуть, ошарашенно спросил:

      – Черт возьми! Как она это делает?

      Аурелия Пердомо, стоявшая рядом с ним, смиренно закрыла глаза и глубоко вздохнула.

      – Она усмиряет зверей, – сказала она охрипшим голосом. – Она всегда это делает. С того самого дня, как родилась.

      Селесте Баэс любила лошадей.

      Она любила их намного сильнее, чем любого представителя человеческого рода, потому что со стороны животных встречала только любовь, тогда как о людях сохранила слишком мало приятных воспоминаний.

      Ее мать умерла молодой, а отец наполнял дом временными любовницами, которые оттесняли